— Верно. Редкий день обходится без того, чтобы к нам не обратился кто?нибудь из желающих проспать ближайшие полвека. Мы объясняем людям нашу политику и отсылаем их к врачам.
— А ваша политика — «никто, кроме неизлечимо больных»?
— Да, и то если они не слишком стары или молоды — для растущего организма это верная смерть — и только если сердечная и дыхательная системы будут способны перенести торможение. Для эвтаназии осуществимы более простые пути. Мы обязаны следовать замыслу авторов проекта. Наши емкости могут служить жизненным пространством для всех нас в случае непредвиденной катастрофы. Может случиться, что в конце концов мы вынуждены будем заняться всем населением, но на сегодняшний день — никаких исключений.
Она выключила диаграмму и села.
— Если бы это зависело только от меня, я бы пошла на некоторые исключения. Вы знаете, что я имею в виду. Многие из нас очень скоро обнаружили, что это вовсе не увеселительная поездка, как надеялись вначале. И совсем не похоже на жизнь в Ново?Йорке. Среди тех, кому мне пришлось отказать в криптобиозе, есть такие, что без вмешательства психиатра могут покончить с собой.
— Но вы еще не решили, кто именно, — сказал Сэм Вассерман.
— И не хотела бы брать на себя такую ответственность. Хотя человек, склонный к самоубийству, действительно болен! Людей с тяжелыми психическими травмами можно выборочно, тайно отправлять к нам, если это единственный способ спасти им жизнь. Против этого, правда, тоже есть возражения, некоторые довольно веские. Рано или поздно, об этом узнают все на корабле. Циники объявят, что мы набираем человеческий материал для своих экспериментов вместо животных, и в этом будет толика истины. При нынешнем состоянии нашей технологии мы предлагаем пациентам своего рода русскую рулетку — четыре шанса против одного. Таким образом, перед нами краеугольная проблема: право каждого человека на выбор. Если мы разрешим криптобиоз каждому, кто объявит о своем намерении покончить с собой — что, бесспорно, произойдет, как только будет сделано первое исключение, мы столкнемся с целой лавиной требований от людей, стремящихся временно «выйти из обращения». Причем некоторые из них могут оказаться абсолютно незаменимыми.
— А размораживать их по потребности нельзя? — спросил Дэн.
— Нет. Это длительный процесс, включающий медленное торможение метаболизма и еще более медленное восстановление. При сегодняшнем уровне технологии потребуется порядка сорока восьми лет. И пока мы не разработаем принципиально новый подход, этот срок не изменится.
— Я вспоминаю интервью в Ново?Йорке с первыми добровольцами?криптобиотиками, — сказала О'Хара. — Мне было около десяти. Эти люди казались такими странными, словно явились прямиком из эпохи наших дедушек и бабушек. У нас есть на борту кто?нибудь из них?
— Только один, он работает у нас. Подсобный рабочий по имени Горатио Горатио. Все остальные либо умерли, либо были уже слишком стары, чтобы отправиться с нами.
Человек, которого О'Хара не знала, поднял руку.
— Было что?нибудь необычное в том, как они умерли? Вы проанализировали причины, уровень смертности?
— Ну есть ли смысл делать обобщения на такой маленькой экспериментальной группе — двенадцать человек участвовали, и девять выжили, — если только все они умрут не по одной и той же причине? Все криптобиотики, кроме Горатио Горатио, были преклонного возраста. Теперь, оглядываясь назад, можно сказать, что это было ошибкой.
Теперь, оглядываясь назад, можно сказать, что это было ошибкой. Но я уверена, что все, за одним исключением, дожили до девяноста, не считая сорока восьми лет криптобиоза. Этот один умер насильственной смертью — его убили. Теперь трудно отделить факты от догадок. Многие из них могли бы поделиться более обдуманными впечатлениями, если б им хватило времени как следует все вспомнить и поговорить друг с другом.
— Обдуманными? — переспросил Сэм.
— Один из них был страшно расстроен. Он утверждал, что помнит каждую минуту этих сорока восьми лет..
— Я знаю его, — откликнулась О'Хара. — Но это была неправда.
— Он фантазировал, пытаясь привлечь к себе внимание. Через несколько месяцев он сам это признал. Но мы сделали бы ошибку, если б не изолировали криптобиотиков друг от друга, а сначала казалось разумным поместить их всех в одну палату, чтобы наблюдать за ходом выздоровления.
— Безумие этого парня оказалось заразительным? — спросил Сэм.
Хэйген кивнула:
— Или, возможно, просто подстегнуло воображение остальных. Но люди, поначалу уверенно заявившие, что это был просто долгий беспробудный сон, позже описывали нам сновидения, даже кошмары, терзавшие их в эти сорок восемь лет. Это не слишком похоже на правду, потому что при погружении отсутствует всякая деятельность мозга. Обычный пациент с такими симптомами отправился бы прямиком на переработку. Пробуждение криптобиотиков — все равно что оживление покойников, если не считать, что этих людей приготовили к смерти определенным образом.
— Я слышала, они способны перенести даже погружение в вакуум, — сказала О'Хара.
— Животные — да; с людьми мы таких экспериментов не проводили. Кроме того, они переносят уровень радиации в десять тысяч раз больший, чем мы. Человек в криптобиозе — абсолютно инертная субстанция. Засушенная мумия.