Что нибудь в таком роде. Я могла бы быть заместителем главного редактора в каком нибудь литературном журнале.
— Очень сдержанная, утонченная, высокоморальная девица?
— Если только вы не считаете, что это слишком тщеславно с моей стороны. Слишком не похоже.
— Что ты, что ты. Вовсе нет.
Она скромно опускает взгляд:
— Благодарю вас.
— Ну а я?
Она постукивает сигаретой об оникс пепельницы.
— Ну что ж. Вас я, пожалуй, вижу в роли преуспевающего бизнесмена с неявно выраженными художественными интересами. Имеющего весьма слабое представление о том, что такое — я, каково мое окружение, да и вообще о мире за стенами его кабинета. Делающего деньги. Полагаю, я могла бы сказать, что я его смущаю, даже пугаю превосходством своего интеллектуального опыта, гораздо более интеллектуальной среды, в которой работаю. Понимаете? — Она на миг замолкает, потом поспешно добавляет: — Исключительно для того, чтобы создать реалистический контраст всему вот этому. Само собой разумеется.
— Понятно.
Она с минуту рассматривает его сквозь голубоватые стекла очков, потом поднимает руку и приглаживает спутавшиеся волосы, снова тщательно и как бы незаметно подтыкает халат.
— Майлз, я хотела бы сказать вам кое что — теперь, когда мы стали более открыты друг другу. Я чувствую, что была некстати эмоциональна и прямолинейна несколько минут тому назад. Я вполне способна сочувствовать вашим проблемам. Особенно потому, что — как я понимаю — я сама составляю одну из них. Я сознаю, какое всепоглощающее значение господствующая капиталистическая гегемония придает сексуальности. И как трудно всего этого избежать. — Она слегка подтягивает колени и теперь сидит чуть боком, подогнув ноги, укрытая пурпурным халатом. Бросает на собеседника открытый, может быть немного совиный, взгляд через очки. — Я хочу сказать, ты, разумеется, можешь все это сделать, как ты находишь нужным. Если чувствуешь, что тебе не под силу то, что предлагаю я. Это вполне возможно.
— Но мне хотелось бы попробовать.
— Серьезно, я ведь вовсе не настаиваю.
— Мне кажется, вы исключительно великодушны ко мне. Ведь я так безобразно все напутал.
— Я же понимаю — нужно не только брать, но и давать.
— Ну да. Только я до сих пор брал, ничего не давая.
Она пожимает плечами:
— Поскольку в техническом смысле я просто не существую…
— Но вы существуете! Вы только что продемонстрировали наличие у вас собственной воли.
Она строит чуть презрительную moue60, как бы осуждая себя:
— Ну что ты, какая воля? Шепоток инстинкта.
Минуты две в палате царит тишина. И снова она разглаживает махровый пурпур:
— Просто божественный цвет. Обожаю приглушенный пурпур.
— Я рад.
Она молчит, потом возобновляет разговор на серьезные темы:
— Кроме всего прочего, мне не хотелось бы, чтобы ты испытывал чувство вины из за… из за того, что только брал… Я не так уж слепа к биологическим реалиям жизни. Мне было бы неприятно, если бы ты решил, что я просто синий чулок. Твои ласки… ты скорее всего и сам заметил. То, что ты заставил меня делать в самом начале… вопреки самой себе, я… Что то во мне было затронуто.
— От этого, я думаю, все становится еще хуже. Я беспардонно воспользовался тем, что вы — нормальная женщина.
— Но ведь и я вела себя не лучше. Это повествование о сатире… — От отвращения к себе она прикрывает ладонями глаза.
— Так это же я вас спровоцировал!
— Знаю. Но я сама разукрасила эту историю до предела. А должна была бы противиться, не соглашаться рассказывать ее вообще. Надеюсь, ты навсегда исключишь из текста ту часть, где… ну ты сам знаешь.
— Это моя вина.
Но я сама разукрасила эту историю до предела. А должна была бы противиться, не соглашаться рассказывать ее вообще. Надеюсь, ты навсегда исключишь из текста ту часть, где… ну ты сам знаешь.
— Это моя вина.
— Мы оба виноваты.
— Вы слишком к себе несправедливы.
— Если по честному, я так не думаю. — Она опять принимается разглаживать халат над коленями. — Дело в том, что ты просто взял и швырнул меня в омут. Сексуальный. Застал меня врасплох. С самой первой страницы своего существования я каким то образом сознавала, что я по сути своей очень скромна и застенчива, хотя, видимо, вполне привлекательна для мужчин.
— Весьма привлекательна.
— Нет, серьезно, я бы предпочла оставить здесь «вполне». Может быть, не без определенного элемента латентной сексуальности, но совершенно определенно не слишком voulu61. Из тех, кого нужно долго и нежно настраивать.
— Понимаю.
Глаз она не поднимает.
— На самом деле я хочу сказать, что — мне так кажется — я была бы готова пойти на некоторый компромисс касательно характера наших отношений… где то в будущем, если ты так настаиваешь. Если бы мы узнали друг друга получше.
— Вы имеете в виду ту ситуацию, где вы — высоколобая дама поэтесса, а я — неотесанный бизнесмен?
Она бросает на него быстрый взволнованный взгляд, исполненный искреннего ужаса:
— Пожалуйста, Майлз, не надо, я совершенно не имела в виду ничего подобного. Вовсе не неотесанный. Если бы это было так, я со всей очевидностью… мой персонаж и не посмотрел бы в твою сторону. Во всех отношениях очень милый человек. По своему. Только самую малость… ограниченный, деформированный своей средой и профессией.
— Мне не вполне ясно, что за компромисс вы имели в виду.
— Если бы ты предпочел, чтобы они… ну, если говорить совсем совсем прямо, они могли бы вступить в более откровенные отношения где то в конце. Физически.
— Переспать, что ли?
— Ну если ты хочешь так это называть.
— Мне то она показалась чуть слишком переборчивой для таких вещей.
— О, я думаю, такой она и была бы достаточно долго. На протяжении многих глав. Может быть, даже до конца.
— До климакса?
— Ты неисправим!
— Я не то хотел сказать.
— А я уверена — именно то! Но это не столь важно.
— Я все еще не вижу, как это могло бы произойти. С такими характерологическими предпосылками.
— Это не мне решать. Такие вещи — твоя область.
— И ваша тоже. Я так хочу.
Она снова опускает взгляд:
— Это же абсурд. Учить ученого. У тебя гораздо больше опыта. А я все время чувствую такой ужас. Ведь я появилась на свет всего несколько страниц назад!
— Ну и что? Вы так быстро овладеваете знаниями!
— Ты заставляешь меня краснеть.
— Ну что вы! Я говорю совершенно серьезно.
Она некоторое время молчит, потом бросает на него быстрый взгляд:
— Это правда?
— Абсолютная правда.
Она гасит в пепельнице сигарету.
— Ну тогда… Только что придумала… Абсолютный экспромт… Представь себе некий кризис в отношениях, тебя все больше тянет ко мне, просто отчаянно тянет, ты собираешься бросить жену, чтобы соединиться со мной…
— Какую еще жену?
Она поднимает на него удивленные глаза:
— Просто мне представилось, что ты должен быть женат. Я именно так тебя вижу.
— Должен же я хотя бы знать!
Скрестив на груди руки, она пристально смотрит на дверь.
— Во всяком случае, однажды, в знойный летний вечер, ты заявляешься ко мне, в мою квартиру в Найтсбридже62, чтобы все наконец выяснить и утрясти, сказать, почему ты меня так любишь и почему я не могу не любить тебя и всякое такое, а случилось так, что в этот вечер я легла спать очень рано и на мне только коротенькая ночная сорочка.