Когда я вернулся домой, обнаружилось, что Эбби ждет меня — сидит за столом в гостиной в мужской футболке, держа в руках кружку с черносмородиновым соком.
— Привет, — сказала она.
— Здравствуй, — осторожно ответил я и, попытавшись определить, в каком настроении она пребывает, через несколько секунд решил рискнуть и улыбнулся.
К моему облегчению, она робко улыбнулась в ответ.
— Извини, что так получилось сегодня.
— Нет, это ты меня извини — я виноват.
— Я увидела тебя с этой девицей и… Наверное, я просто погорячилась.
— Честно говоря, — сказал я, снимая пиджак и опускаясь на диван, — Барбара меня ничуть не интересует.
Эбби усмехнулась, и тут я заметил, какая тоненькая на ней футболка, как она подчеркивает очертания ее груди, и не мог отвести глаз.
— Как дела на работе? — спросила она. А я спрашивал себя, заметила ли она, как я пялился на нее.
— Знаешь, — сказал я, — немного изматывает.
— Давай я налью тебе выпить.
— Стакан водички мне сейчас в самый раз, — сказал я и тут же услышал, как она зашлепала на кухню.
Вернувшись, она протянула мне стакан, но не успел я поднести его к губам, как почувствовал ее руки в моих волосах, ее дыхание на моей коже.
— Эбби?
Вода была забыта, я второпях поставил стакан на стол, а она уже целовала мою шею, щеки, виски. На мгновение ее язык застрял в моем левом ухе, и я застонал от наслаждения.
— Извини, — выдохнула она. — Бедный Генри.
Она поменяла положение и села мне на колени.
— Эбби?
— Ш-ш-ш. — Она страстно поцеловала меня в губы, а я ей вроде бы ответил (так, как, по моим представлениям, это надлежало делать).
— Я не ждала, что буду такое чувствовать, — сказала она, когда мы оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание. — Чтобы так скоро. В тебе есть что-то такое…
Опьяненный на мгновение, я позволил себе шутку:
— Я неотразим.
— Не надо портить такую минуту, — недовольно сказала она, кладя свою руку на мою и направляя ее себе под юбку, и я где-то в глубине желудка почувствовал ту же волну паники, что испытал при нашем первом поцелуе, страшную боязнь действия, предательский страх, который невозможно измерить.
— Ты уверена? — спросил я.
Она снова поцеловала меня, я ответил ей. Я только-только начал расслабляться и получать удовольствие, когда мои мысли вернулись к той ужасной камере, к монстрам внутри мелового круга, безжалостному смеху Старост.
И тут я вдруг понял, что Эбби больше не сидит у меня на коленях, а стоит рядом, озабоченная, разочарованная — разглаживает на себе футболку.
— В чем дело? — спросила она.
— Извини, — сказал я. — Я правда хотел…
— Все в порядке.
— Мне очень не хочется тебя разочаровывать.
— Ты меня не разочаровываешь, — сказала она, хотя с моей стороны было бы самообманом не заметить нотки обиды в ее голосе.
— Просто у меня был такой долгий день. Столько всего случилось.
— Конечно.
— И… О боже… — Что-то среднее между рыданием и непреодолимым позывом к рвоте начало подниматься к моему горлу — огромная, неперевариваемая опухоль истины.
Эбби разгладила мои волосы, прижалась ко мне, прошептала в ухо:
— Что такое? Что случилось?
— Извини. — Я старался проглотить слезы. — Но есть вещи, которые я не могу выкинуть из головы. Это относится к моему прошлому.
Эбби поцеловала меня в лоб.
— Расскажи мне.
— Я должен тебе рассказать… — Из носа у меня потекло, и я почувствовал, как скорбь и бешенство овладевают мною. — Я должен тебе рассказать, как умер мой отец.
Проснувшись на следующее утро, наследник трона увидел стоящего перед ним Сильвермана — тот держал в руках поднос с завтраком, большой чайник, письма и свежий номер «Таймс», все это он удерживал с жонглерской ловкостью, которая дается только десятилетиями тренировок.
Проснувшись на следующее утро, наследник трона увидел стоящего перед ним Сильвермана — тот держал в руках поднос с завтраком, большой чайник, письма и свежий номер «Таймс», все это он удерживал с жонглерской ловкостью, которая дается только десятилетиями тренировок.
— Ваше королевское высочество. Доброе утро, сэр.
Артур приподнялся в кровати.
— Взбейте, пожалуйста, для меня подушку, Сильверман.
Придворный покорно взбил подушку и поправил ее.
— Я спал в очках, — сказал принц.
Сильверман с неописуемой нежностью выковырял из уголков глаз принца скопившиеся там гранулы выделений, потом подошел к шкафу и извлек оттуда утренние одеяния хозяина — отутюженный серый костюм, крахмальную белую сорочку, трусы с гербом принца и полдюжины галстуков на выбор — все в разнообразно мрачных оттенках красновато-коричневого цвета.
Когда придворный закончил с этим, принц спросил:
— Что пишут газеты? Не сочтите за труд, старина, прочтите только заголовки.
Сильверман просмотрел первую страницу.
— Премьер-министр прилетает домой из Африки, — сказал он, и при одном лишь упоминании этого человека принц в раздражении закатил глаза. — Назначен новый министр здравоохранения. За оплеуху полицейскому арестован рок-музыкант.
— Что еще, Сильверман? О чем вы умалчиваете?
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, сэр.
— Чепуха. Я вас насквозь вижу, приятель.
Придворный осторожно откашлялся.
— Тут есть одна небольшая статья о вашей матери, сэр.
— О моей матери?
— Совершенно безосновательные спекуляции о состоянии ее здоровья.
— И что они пишут, Сильверман?
После нескольких секунд замешательства:
— Заголовок, судя по всему, сэр, такой: «На пороге смерти?»
— Откуда им это известно? Ее ведь несколько месяцев никто не видел.
— Это всего лишь газета, сэр. А преувеличения — товар газетчиков.
— Я сам все время недоумеваю — когда она снова покажется. Вы, конечно же, знаете, что меня она никогда особенно не любила.
— Я уверен, что вы ошибаетесь, сэр.
— И Лаэтицию никогда не любила, если откровенно. Поэтому мама больше и не хочет меня видеть. Она считает меня тряпкой. Чистоплюем. И я подозреваю, что общество придерживается того же мнения. Это очень несправедливо.
Сильверман откашлялся.
— Я вам еще нужен, сэр?
Артур отхлебнул чаю и обвел взглядом содержимое подноса с завтраком.
— Спасибо, Сильверман. Можете идти.
Придворный направился к двери.
— Да, есть еще один вопрос.
— Да, сэр?
— Что вы думаете об этом типе — Стритере? Он что-то вызывает у меня подозрения.
— Он не из тех людей, каким я бы стал доверяться без оглядки, сэр.
— Вот как? Ну а я в его защиту могу сказать, что он готовит превосходный чай.
— В самом деле, сэр?
— По правде говоря, я встречаюсь с ним сегодня чуть позже. Он рассказывает мне весьма необычную историю. Кое-что о моей прапрапрабабушке. И о контракте.
— Боже мой, сэр.
— Вот уж воистину боже мой.