Он проснулся, чувствуя неприятный холодок пота на теле. Стритер ушел, а телефон у его кровати громко звонил.
Принц протер глаза и потянулся к трубке.
— Кому это там неймется, черт побери?
В трубке раздался странный безрадостный смех и потом низкий хрипловатый голос:
— Привет, командир.
— С кем я говорю?
— Старший инспектор полиции Вертью, командир. И на двусторонней связи сержант Мерси. Мы встречались сегодня утром.
Артур никак не мог понять, как им удалось узнать его личный номер.
— Ты там в порядке? — спросил один из них.
— Благодарю, детектив. Я в полном порядке.
— Я тут подумал. Мы оба тут подумали. О твоей бабенке. Мы, конечно, видели ее по телику. Лакомый кусочек. Такая задастая.
— Мы думали обо всем том, что она ему позволяет делать с собой.
— Мы думали обо всем том, что она ему позволяет делать с собой. О его волосатой жопе на ее лице.
Потом голос второго:
— Мы представляли себе, как они трахаются, командир. Перепихиваются. Пересовываются. Пересасываются.
— Мы ради тебя воображали себе все их грязные проделки, командир. Бились об заклад, кто из них больший распутник. Кому нравится, чтоб погрубее. И кто что куда засовывает.
— Я надеюсь, ты оценишь наши труды, командир. Мы здесь на страже ради тебя. Мы тебя прикрываем.
Разговор был долгим, бесконечно, изобретательно мучительным, и к тому времени, когда полицейские Вертью и Мерси закончили, глаза принца были красны от слез.
20
Мы сидели в Директорате в ожидании чуда.
Безымянный отряд убийц, подчиненных Дедлоку, никого не нашел. Хокер и Бун по-прежнему оставались на свободе, и сам воздух, казалось, потрескивал от повисшей в нем напряженности и усталости.
Я стоял в стороне от других, глядя из кабины мимо иллюзорных туристов в направлении подлинного мира, где за миражом щелкающих фотокамер и пестрых путеводителей змеилась терпеливая очередь из реальных экскурсантов. За ними — огни Саут-Бэнк, неоновый и галогеновый свет реальной жизни.
Я почувствовал чью-то руку на плече.
— У вас усталый вид, Генри.
Это была мисс Морнинг, после схватки она выглядела еще более изможденной, чем обычно.
— Так и есть, — сказал я. — И я начинаю спрашивать себя, а появится ли она вообще когда-нибудь.
К нам подошел мистер Джаспер, излучая самодовольство.
— Верьте мне, — сказал он. — Она стоит того, чтобы подождать.
В этом — если не в чем другом — Джаспер оказался прав. На наших глазах очередь туристов начала с удивлением и завистью расступаться, когда какая-то иностранка протиснулась сквозь толпу и ловко вошла в кабину, словно там и было ее место. Дверь с шипением закрылась, и мы начали двигаться, правда, с некоторым подрагиванием, словно даже сам «Глаз» был приведен в неисправность этой женщиной.
Мы сразу же поняли, что она и есть та, кого мы ждем, что она и есть чудо Джаспера.
Высокая и статная, с гривой черных как смоль волос, она была превосходно сложена, а плавные изгибы ее обольстительной фигуры обтягивал туго подпоясанный плащ, полы которого свободно развевались. Цвет кожи у нее был безупречный, а капля косметики лишь подчеркивала идеальный рисунок ее скул, величественную линию носа, ледяную чувственность губ. Но самым поразительным в ней были глаза. Когда они смотрели на вас, никак нельзя было представить, что ей можно в чем-нибудь отказать.
В этой женщине было что-то жутковатое. Мрачная красота природы, пустынное величие ледяной равнины, наводящая ужас грация тигрицы, крадущейся за жертвой.
Но самое удивительное заключалось в том, что мне показалось: я уже где-то встречал эту женщину.
— Барбара? — спросил я.
Я присмотрелся — и сомнения исчезли: это была она. Может быть, подросшая, вытянутая и надутая пародия на нее, но тем не менее явно девушка из офиса. Она удостоила меня беглого снисходительного взгляда, но не ответила.
— Джентльмены. — На лице Джаспера нарисовалось выражение карточного шулера, который знает, что никогда не может проиграть. — Это наш охотник.
Женщина не улыбнулась и не кивнула и вообще никак не отреагировала на это представление — она просто смотрела на нас, как первый кроманьонец мог взирать на собрание неандертальцев.
— Поразительно, — пробормотала мисс Морнинг. — В высшей степени безнравственно, но тем не менее поразительно.
— Барбара, — снова спросил я, — ведь это вы?
Странным механическим движением она повернула ко мне голову. Я заметил в ее ухе такой же передатчик, как у всех нас, и спросил себя, не услышу ли я гудения моторов и скрежета шестерен.
— Привет, Генри, — прозвучало в ответ, и по ее голосу я понял, что это все еще она. Ее идеальные губы составляли слова медленно, словно впервые. — Барбара где-то здесь. Спрятана очень глубоко. Она передает привет.
Слово «привет» она произнесла как едва знакомое, чуждое и не совсем приличное — так судья пытается понять жаргон юного нарушителя правопорядка на скамье подсудимых.
Я повернулся к Джасперу.
— Что вы с ней сделали, черт вас побери?
Он хихикнул.
— Я ее улучшил. Эстелла вернулась к нам. Это победа.
— Хватит, — оборвал его Дедлок. — Мне нужны доказательства.
Вихляя бедрами, Барбара прошла мимо нас и остановилась перед самым аквариумом.
— Первая Эстелла внутри меня. И она знает вас, Дедлок.
— Эстелла… — неуверенно проговорил старик. — Вы вернулись ко мне.
— Я рада вернуться, сэр, — сказала она совершенно неубедительным голосом.
Человек в аквариуме поежился. Если бы мы могли это видеть, то я не сомневаюсь, что на верхней губе Дедлока обнаружилась бы капелька пота в полном соответствии со всей этой ложью и предательством.
— И что вы помните?
— Я помню почти все.
— Почти все?
— У меня сохранились все малейшие воспоминания о жизни Эстеллы. Я помню многое из существования бедняжки Барбары. Но я больше, чем каждая из них в отдельности.
На лице главы Директората появился испуг.
— Джентльмены, мы попусту тратим время. — Барбара стремительно отступила в центр кабины. — Директорат без всякого толку провел последние двадцать четыре часа. К этому времени Старосты уже должны были быть под стражей.
— Скажите мне, — проговорил Дедлок голосом обиженного ребенка, — как же нам их найти?
— Ответ прямо у вас перед носом. Любой из вас мог бы сам догадаться.
Большинство из нас больше не могли выдерживать ее взгляда, а потому меланхолически уставились в пол или сконфуженно поглядывали в окно, словно очередь новоприбывших в некое исправительное учреждение, ключи от которого предпочитают выбрасывать.
— Дедлок, — резко сказала Барбара. — Достаньте тепловую карту города.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— У нас нет времени на ваши игры. Делайте, что говорят. Скажем, в радиусе десяти миль от Уайтхолла.
Пальцы Дедлока задергались в воде, и за его спиной как по волшебству возникли мерцающие очертания Лондона, улицы и дороги образовались в воде по законам какой-то невообразимой жидкостной картографии. На знакомые места накладывались мазки желтого и оранжевого.
— От тепловой карты мало проку, — возразил Дедлок. — У всего есть волны.
Барбара подняла руку, призывая его к молчанию.
— Старосты — существа из огня и серы. Сморите на экран. Они сами обнаружатся.
Среди мазков оранжевого и желтого появились две красные струи.
Другие в подобной ситуации наверняка не скрывали бы торжества, но в голосе Барбары не было слышно ни зазнайства, ни самомнения.