— Куда?
— На свидание. — Впервые за этот день мне захотелось улыбнуться.
Прежде чем я ушел, Джаспер железной хваткой вцепился в мое запястье.
— Завтра с утра первым делом — на «Глаз». Исход войны неясен, сейчас все решается. — Он откинулся на спинку стула и пригубил пиво. — Поспешите. Чтобы Эбби вас не ждала.
Я опрометью бросился к двери и скорее — к вокзалу, радуясь свободе. И только потом меня вдруг осенило: а откуда это Джаспер знает ее имя?
Она ждала перед входом в кинотеатр «Клапа пикчер-хаус», ее красивое лицо было искажено гримасой раздражения. Наверное, видок у меня был далеко не лучший, потому что, стоило ей увидеть меня, как раздражение на ее лице сменилось сочувствием и тревогой. Она суетилась вокруг меня, разглаживала мои волосы, расправляла на мне пиджак, снимала хлопья сажи с лацканов.
— Что случилось? От тебя пахнет дымом.
Я не знал, что ей можно рассказать.
— Я был в доме деда. А там произошло несчастье… пожар.
— Ах ты бедняга. — Она поцеловала меня невинным поцелуем в лоб. — Да ты как будто на войне побывал.
— Так все запутано.
— Слушай, фильм мы пропустили. Вид у тебя — хуже некуда. Давай лучше домой.
Я кивнул в благодарном согласии.
— Извини, что так получилось.
— Ничего страшного. — Она усмехнулась. — Придется тебе компенсировать мне потери.
Три остановки по Северной линии — и мы снова были дома. Эбби приготовила бобы на тостах, мы молча посидели рядышком, и атмосфера между нами густела невысказанным.
— Как дела на работе? — спросил я наконец.
— А, как обычно, — сказала она. — Скучновато. Еще пара богачей разводится. Я начинаю думать, что жизнь должна быть совсем другой — более полной.
— Я тебя понимаю.
— Генри?
— А?
— Что с тобой происходит?
Я поколебался.
— Не могу тебе сказать. Очень бы хотелось, но не могу.
— Если тебе понадобится кто-нибудь…
— Спасибо.
Она наклонилось и поцеловала меня в губы — долгим, неторопливым поцелуем. Я удивился тому, что мне хватило сил ответить на ее поцелуй.
— Эбби? — сказал я. Мы лежали на диване бок о бок, сплетя руки в робком объятии. — Что бы ты сказала… как бы ты прореагировала, если бы я тебе сообщил, что в этой стране много лет идет гражданская война? Что, если бы я тебе сказал, что маленький отряд ведет с королевским семейством войну не на жизнь, а на смерть с тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года?
Эбби рассмеялась.
— Боже мой, Генри, ты так не похож на других парней, с которыми я встречалась.
Я уставился на нее ледяным взглядом.
— Пожалуйста, скажи, что ты шутишь, — сказала она.
— Конечно, — ответил я, презирая себя за малодушие и страх. — Конечно. Это просто шутка.
9
Плавая в околоплодной жидкости, Дедлок, чья морщинистая нагота была прикрыта одними трусами, взирал на меня сквозь стекло своего саркофага.
— Вы не смогли извлечь ничего ценного из дома вашего деда.
Дневник старика сгорел в огне.
— Боюсь, это так. Да.
Дедлок погреб в мою сторону, и тут мне вспомнилась акула, которую я видел однажды в аквариуме, — мы тогда с дедом отправились в путешествие на каникулы. Беззубая и седая, она уже много лет не добывала себе пропитание убийством, потому что добрую половину жизни вынуждена была глотать тухлое мясо, что бросали в воду служители, но все же, несмотря на это, в глазах ее горела жажда убийства. Глядя на нее через стекло, я знал, что она ждет только случая, малейшей ошибки со стороны хозяев — и тогда она тут же снова попытается убить, схватит добычу своей беззубой пастью и проглотит целиком.
— Это неприемлемо, Генри, вы больше не клерк-классификатор. Все тайны этого дома стали грудой пепла. Единственный человек, который может нам помочь, в коме. А Дом Виндзоров собирает против нас силы.
По бокам от меня стояли Стирфорт и Джаспер, оба помалкивали, пока меня распекали. У Стирфорта был такой вид, словно он не побрился утром и страдал от более тяжелого, чем обычно, похмелья. На подбородке темнела густая щетина.
— У нас нет выбора, сэр, — сказал он. — Мы все это понимаем.
Когда Дедлок повернулся ко мне, его глаза светились жутким подобием радушия.
— Генри Ламб?
— Да?
— Настало время подробно рассказать вам, почему мы ведем эту войну, почему Дом Виндзоров — заклятый враг этого города. Пришло время открыть вам эту тайну.
Джаспер прикоснулся к моему плечу.
— Мне очень жаль. Ваша невинность всегда вызывала у меня симпатию.
— Вам лучше присесть, — сказал Дедлок. — Ноги нередко отказывают людям, когда они узнают правду. Еще я прошу вас не кричать. «Глаз» — самый прибыльный аттракцион города, и я не хочу распугать посетителей. — Он снова усмехнулся той же самой своей ухмылкой — пародией на добродушие. — Итак, — сказал он, изображая, насколько ему это удалось, фамильярное подмигивание. — Мы удобно сидим?
Выходя, я быстро прошел через мираж, миновал очередь экскурсантов и направился к клочку травы на задворках «Глаза». Там я нашел изолированный уголок, где меня еще раз обильно вырвало. После этого я выпрямился, вытер платком рот и попытался привести в порядок дыхание. У моих ног приземлилась чайка и принялась методично склевывать мою блевотину.
Отчаянно пытаясь не думать о том, как могут развиваться ставшие мне только что известными события, я поплелся к реке и, дойдя до берега, уставился в ее мутные воды.
Кто-то подошел ко мне.
— Значит, они вам сказали?
Это была пожилая женщина, вся высохшая от возраста, однако сохранившая некое старческое самообладание, судя по которому ее мало что могло напугать.
— Я полагаю, вы пришли продать мне стеклопакеты? — сказал я.
Подобие улыбки.
— Как насчет небольшой прогулки? Это не отнимет у вас много времени.
Я нехотя согласился, и мы вместе пошли вдоль берега — мимо туристов, уличных музыкантов, бродяг, офисных клерков на раннем ланче и агрессивного вида подростков на скейтбордах. Никто из них не был посвящен в тайну, известную мне, истину, которая превращала жизни каждого из них в извращенную шутку.
— Эк вас ошарашила эта тайна, — сказала старуха таким тоном, будто говорила о чем-то ничуть не более тревожном, чем нехватка в национальном масштабе блинчиков с маслом. — Ничего — привыкнете.
— Вы мне скажете, кто вы такая?
— В отличие от всех остальных, Генри, я окажу вам любезность и назову то имя, с которым родилась.