Полковники, тщательно осмотрев кабинет, не забыли ли чего, исчезают вслед за ним. После их ухода в кабинете явственно чувствуется запах дешевого одеколона. Под потолком порхают черные лоскутки гари, еще несколько минут назад представлявшие собой сведения, желанные для разведок многих стран.
— Спасибо дорогой товарищ капитан за прекрасное задание! — истерично взвизгивает опомнившаяся Баобабова, наступая на Угробова.
Капитан стреляный парень.
Его не запугать визгливыми прапорщиками. Да и не виноват он, что именно наш отдел «Пи» занимается разработками таких вот интересных случаев. И Машка зря обвиняет во всем капитана. Подумаешь, Сибирь! Увидеть и умереть. Что может быть прекраснее. А если получится узнать в чем дело, вообще героями вернемся.
Пока Мария и Угробов выясняют посредством невинных пиханий, за что на наши головы такая радость, прячу секретный пакет в надежное место. У каждого мужчины, а тем более молодого лейтенанта, кто хоть раз путешествовал на дальние расстояния, есть заветное местечко. С кармашком, на булавочке. Некоторые, правда, предпочитают на молнии, но я считаю, что груз должен быть доступен в любое время суток.
— Маш! Нас вертолет ждет!
Мария в последний раз обнимает неожиданно смутившегося капитана и говорит фразу, которая мне очень нравится:
— Я еще вернусь!
По дороге на крышу заскакиваем в наш кабинет. Недолгие сборы залог успеха. Особо ценные вещи запираем в Машкин ящик. Коротенькие письма?весточки родственникам. Чистая смена ветоши для чистки оружия. Огрызок хозяйственного мыла, да полотенце, которым Мария обычно протирает бронежилет.
Карабкаемся по пожарной лестнице на крышу.
К вертолету тянется красная дорожка. Вокруг стрекочущей машины два круга автоматчиков глотают поднятые работающими крыльями блестки рубероида. У всех непроницаемые лица. К нам строевым шагом приближается сухопарый майор.
— Товарищ лейтенант! — глаза майора устремлены куда?то за наши спины. — Борт за номером тринадцать к вылету готов. Ваша безопасность гарантирована. В целях секретности мне предписано завязать вам глаза.
Высоко в небе кружатся шесть истребителей. Звери?автоматчики готовы расстрелять любого, кто хоть краешком глаза вздумает пронаблюдать за нашим отлетом в аэропорт. Секретность на самом высоком уровне.
Ловкие руки майора натягивают на глаза черную повязку. Кто?то услужливо подхватывает под локоть и тащит в сторону вертушки. За спиной пыхтит прапорщик Баобабова. Судя по пыхтению, ей не нравятся меры повышенной безопасности. Тушь, видите ли, на ресницах смазывается.
Вертолет, слегка подергавшись на взлете, поднимается в воздух. Мысленно пытаюсь запомнить количество поворотов и подъемов и воздушных ям, чтобы в случае необходимости самостоятельно отыскать обратную дорогу. Но у летчиков строгие инструкции. Дергают машину из стороны в сторону, сбивая счет. То в правом, то в левом ухе иногда сильно жужжит. Это истребители подлетают слишком близко к неторопливому вертолету, проверяя, все ли в порядке.
Летим долго. Подозрительно долго. Пару раз по специфическому звуку определяю, что дозаправляемся в воздухе. Делаю выводы, что пересадка в самолет произойдет не с городского аэродрома. Скорее всего, нас везут на одну из местных военных баз.
Собственно пересадка в самолет происходит быстро.
Как только вертолет опускается на землю, слышны резкие отчетливые команды и нас, меня и Баобабову, стаскивают с неудобных сидений и волокут метров сто. Поднимают на руки и заносят внутрь большого транспортного самолета. Вокруг все гудит, ревет. Одновременно с Марией вспоминаем, что забыли выключить в кабинете электрокипятильник. Но ничто уже не может остановить работающей машины. Да и наплевать всем, что там у нас не выключено.
Внутри самолета тепло, тихо и мягкие кресла. Все тот же майор, извинившись, предупреждает, что повязки с глаз снимать до конца полета не рекомендуется.
Взлетаем. Многочисленные воздушные ямы окончательно подрывают боевой дух, и я отрубаюсь на неопределенные промежутки времени.
— Лейтенант! Очнитесь, лейтенант! — кто?то трясет меня за плечи. — Через десять минут будем на месте. Умеете пользоваться парашютом?
Я оперативный работник, а не член добровольного русского общества эстрималов. Это только там и на парашютах, и в аквалангах, и без плавок на пляже.
Это только там и на парашютах, и в аквалангах, и без плавок на пляже.
— Повязку снимите после того, как раскроется парашют. Ящик с оборудованием сбросим вслед за вами, так что берегите головы.
Тело колотит мелкая и противная дрожь. Никогда раньше не прыгал с парашютом, тем более с завязанными глазами. Наверно, это не так страшно, как кажется. Но, все равно, не по себе. Вдруг парашют не раскроется? Вдруг приземлюсь в топкое болото. Вдруг…, да мало ли в Сибири этих «вдруг».
Корпус самолета вздрагивает. Где?то недалеко верещит сигнал тревоги. Сильный толчок. Меня сбрасывает с сиденья. Валюсь на холодный, рифленый пол. Сверху наваливается что?то тяжелое. Оно ругается. Хорошего опера можно отличить по двум приметам. По тем словам, которые он произносит в минуту наивысшей опасности и по бронежилету.