Сварог внимательно посмотрел на Лиса и кивнул:
— Довольно образно, понимаю, что имеется в виду. Ты несколько не прав: и на джипах ездит достаточно вполне приличных людей. Но в целом, всё, что ты наблюдаешь здесь — это неизбежные издержки произошедших перемен. Кое-что, конечно, и я проглядел, каюсь: отрицательных моментов могло быть меньше. А вообще место, которое ты называешь своей страной, чрезвычайно интересное. Не знаю, какое точно стечение исторических обстоятельств и фактов истории, спровоцированных тем же Инглемазом, привело к такому положению дел, но развитие здесь идёт настолько непредсказуемо…
— М-да, — согласился Лис, — не предсказуемо, это точно.
— По моим расчётам, — продолжал Сварог, — эта страна к концу первой трети эпохи технологической цивилизации… ну, чтобы тебе было более понятно, к концу века, который сейчас называют двадцатым, так вот, она должна была занять лидирующее положение в производстве и культуре Европы и всего развитого мира, а получилось совсем не так. Инглемаз, конечно, нагадил здорово, без него не было бы той великой смуты, которую, как ты знаешь, называют Октябрьской революцией. Это затормозило включение страны в мировую систему технологий, уменьшило население, разобщило многие страны по идеологическим принципам. Но, возможно, что даже ещё чётче высветило феномен, наблюдаемый здесь.
— Что за феномен? — Лис вопросительно посмотрел на Сварога.
— Феномен личностей, человеческих личностей. В двух словах можно сказать, что количество возникающих в процессе развития общества интересных, скажем так, личностей, на территории, называемой Россией, существенно больше, чем где-то ещё.
— В каком смысле, интересных, и что значит больше? — поинтересовался Лис, останавливаясь.
— А во всех отношениях, — Сварог тоже остановился и отошёл к краю тротуара, чтобы не стоять на пути у случайных прохожих.
— Интересная ситуация: за последние сто лет из страны эмигрировали сотни выдающихся деятелей науки и культуры, власти гробили народ как могли. Кстати, как я узнал позже и уже говорил тебе, многие лидеры властей подверглись воздействию специальных психотропных препаратов.
— Инглемаз? — уточнил Лис.
— Кто же ещё! Он не только ввёл эти вещества многим так называемым видным большевикам, ты таких знаешь, но даже распылял определённое количество таких препаратов над большими районами. Только так можно было создать буквально массовое спонтанное помешательство на, в общем-то, примитивных идеях, в основе которых лежал принцип «отнять и поделить». Ты понимаешь, люди начали думать, что, если не будет богатых, то можно построить «счастье» для оборванцев.
— Немного непонятно, но те принципы, о которых ты сейчас говоришь, были в ходу и намного позже Октября семнадцатого года. Ну, он распылил там что-то, но почему такое длительное действие?
— А я же говорил: эти препараты оказывали и некоторое генетическое воздействие. Действие тех, что он распылил, убывает пропорционально квадрату времени, но всё равно нужно поколения четыре, чтобы последствия полностью исчезли и ими стало можно пренебречь. А те вожди, что получили от него прямые инъекции и, соответственно мозговое кодирование сразу после… — Сварог усмехнулся. — Есть интересная, но счастливая особенность действия этой заразы: люди, получившие значительную дозу, действительно становятся фанатиками идеи и остаются им до конца дней своих, но практически не имеют полноценного потомства. Во всяком случае, продолжателей своего дела не воспроизводят.
— Хм, слушай, а ведь у Ленина действительно не было детей…
— Что ты хочешь, Инглемаз ему вкатил столько этой гадости! Я знаю ещё только двоих, кто получили сравнимые дозы: некие Иосиф Джугашвилли и Адольф Гитлер. Имена тебе, надеюсь, говорят кое-что?
Лис немного нервно хохотнул:
— Да ну?! Надо же: я всегда считал их ублюдками от рождения, а они, оказывается, в первую очередь, пострадавшие! Ладно, и что дальше?
— А что дальше? Дальше необходимо время. Я, конечно, мог бы начать обратное воздействие, но опасался, что это тоже может вызвать массовые психозы. Кроме того, воздействия таких массовых обработок вызвали к жизни тот интересный феномен, о котором я и говорил.
— Количество выдающихся граждан? — скорее уточнил, чем спросил Лис. — Да. Их сразу же стало появляться очень много. Я думал, да и многие земные политики, противостоявшие государству большевиков на первых порах, думали, что оно рухнет очень быстро, а оно выстояло довольно долго по земным меркам. Взамен сбегавших и уничтожаемых людей стало появляться огромное количество талантливых учёных, конструкторов, художников, писателей. Ну, тех, кто от искусства, власти, конечно, давили, если писали не то, что надо, а технарей заставляли работать на систему. К тому же многие из них искренне были готовы работать на неё: на этом система и продержалась почти столетие. Крах всё же наступил, как ты уже заметил, он не мог не наступить, но гораздо позже, чем должен был. А личностей интересных появляется по-прежнему много. Только и сейчас они продолжают отсюда уезжать. Последствия, последствия…