— В телеге рылись, но ничего не тронули. — Голос за стенкой палатки говорил точно не со мной, но меня он разбудил. В щель полога просачивался сероватый утренний свет, — Котелок на месте. Оглобли целые. Палатки целые. Вещи певички пригодятся. В городе за них хорошую цену дадут. Хорошо! Пора и в путь трогаться. Запрягу-ка я коня Странствующей, он у нее гладкий, сильный!
Послышалось фырканье, топот, недовольный вскрик. Похоже, к Мышаку подступили с хомутом, и он доходчиво объяснил свое отношение к перевозке телег.
— У-у-у, скотина! — обозвался голос и тут же обрадовался: — А вот и птица от девчонки осталась! За нее я точно с десяток золотых получу!
Опасаясь, что сейчас Воротник пустит в ход свой клюв, пасть и когти, я быстро вылезла из палатки. И вовремя. К безмятежно спящему дракончику уже подступал человек с широкой спиной, растущей из очень знакомого мне со вчерашней встречи зада. Бодрящий утренний холод полез ко мне в рукава и за шиворот.
— Доброе утро! — сказала я в спину Пышкуну, — А друзья вас так и не дождались. Что же вы так надолго отлучились? И кстати, вы не знаете, кто такая Кустоголовая?
Пышкун замер, медленно повернулся и уставился на меня. Румянец с его щек сбежал в неведомые дали и вернуться не обещал.
— Чур меня! Чур! — завизжал загулявший хозяин и ринулся наутек. Только в этот раз не под телегу, а в лес.
— Нет, ну что с людьми делают Дикие Земли! — удивилась я вслух. — Может, я и не причесывалась, не успела умыться, может, где-то краска поплыла, но ведь можно просто не подать виду!
Дожидаться невоспитанного Пышкуна я не стала.
— Может, я и не причесывалась, не успела умыться, может, где-то краска поплыла, но ведь можно просто не подать виду!
Дожидаться невоспитанного Пышкуна я не стала. Очень нужны мне его монеты! Быстро собрала вещи, оседлала Мышака и разбудила Воротника, который умудрился проспать все ночные посиделки.
— До свидания, — крикнула я напоследок в лес. И остановилась на краю опушки.
Можно уйти без оплаты. Но клятва солнцу настигнет двуличного простого путника. Пусть даже уговор был заключен на закате, не в полную солнечную силу, но придется ему несладко. Без волдырей и ожогов не обойдется, даже из лесу вряд ли сможет выйти до заката. Да, придется выручать заказчика музыки для лошадей. Опять же — что я, зазря развлекала и кормила его друзей кашей? Я подъехала к телеге. Каштанка-Белянка встретила нас приветливым фырканьем.
— Кошелек он, конечно, не оставил, — рассудила я вслух. Лазить по мешкам не хотелось. — Слушайте, выбирайте тоже, что вам нравится.
Воротник удивленно поднял перепачканную пеплом морду — он как раз нюхал что-то в кострище. Но к предложению отнесся с восторгом. Крутанулся на месте, принюхался и кинулся к телеге. Нырнул под нее, чем-то лязгнул, поскрежетал, выволок наружу небольшое деревянное ведерко и торжествующе поставил его к моим ногам.
— Интересный выбор, — задумчиво сказала я.
В ведерке застыло что-то темное и вязкое. Мышак попятился. Я спешилась и понюхала. Запах был не очень. Получше, чем у моей вчерашней каши, но все равно ничего хорошего.
— Этим он, наверно, колеса смазывает, — рассудила я. — А нам зачем?
Воротник глядел с хитринкой. Выбирать просила? Вот и получай.
Ведерко давно потемнело от времени и дорожных невзгод, один обруч на нем съехал и перекосился. На дужке болталась ржавая цепочка — за нее ведро, похоже, прикреплялось под телегой. Цена этому старинному изделию бондарей была монеты две. Медных. Небольших и фальшивых. Если, конечно, из него не пил в свое время Светлый Король или его верный конь. Судя по древности ведра — не такая уж глупая мысль.
— Мы же не грабители какие-нибудь, — рассудила я. Далеко ли уедет телега без смазки?
Тем временем Мышак, предоставленный самому себе, приблизился к пасущейся Пышкуновой кобыле. Трава по всей поляне росла совершенно одинаковая, но моему завистливому скакуну приглянулась именно эта. Кобыла покладисто отодвинулась. Мышак пару раз ухватил траву, с подозрением глянул на пасущуюся рядом лошадь и снова, будто случайно, пошел на нее боком.
— А ну хватит! — прервала я эти игры в толчки и ухватила Мышака за повод.
Недовольный конь последовал за мной со странным шорохом. Я оглянулась. За Мышаком тянулась по земле обхватившая ногу завязкой торба. И когда он только успел за нее зацепиться?
С немалой осторожностью я освободила мешок от коня и коня от мешка. С трудом развязала затянувшуюся веревку. Заглянула, запустила руку. Надо же! На моей ладони лежало то самое пшено, которым я угощала ночью болезненных братьев Ножей.
— Это судьба, не иначе, — решила я. Тем более что Пышкун вчера ее попробовать так и не соизволил. Ему потеря будет невелика, а мне, может, и пригодится.
Воротника тоже обижать не хотелось.
— А ну иди сюда! — Недоумевающий дракончик приблизился, и я торжественно застегнула на его шее снятую с ведра цепочку. — Ты выбрал — тебе и носить.
Мышаку в поклажу достался мешок — по той же причине.
— Солнце свидетель: уговор я исполнила, оплату получила.
Нет между мной и Пышкуном долга или переплаты! — заявила я поднимающемуся в небо светилу и со спокойной душой залезла на Мышака. Нас ждала дорога и горы вдалеке.
Глава двадцать девятая О БОЛЬШИХ ЦЕНИТЕЛЯХ МУЗЫКИ