— Так Каштанка или Белянка? — спросила я уже вслед Пышкуну.
Все с той же небывалой ловкостью он уже выдернул из телеги какой-то сверток и сделал пару шагов к деревьям.
— Две песни Каштанке, две Белянке. Да, вы уж за вещами пока приглядите, а то по лесу всякие шляются. И друзья мои могут подойти, вы уж их не обидьте, — бросил тот на ходу и исчез в зарослях, даже веточка не хрустнула.
Я с сомнением поглядела на Каштанку-Белянку. Смирная кобылка щипала траву и изредка вздыхала. Да… лошадям на заказ я еще не пела. Махаганцам — пыталась, вампирам — начинала, домовому — исполняла, коровам — тоже было. Да…
— Знаешь что, а ведь ты как раз из моей теперешней публики — ни убавить ни прибавить, — сказала я кобыле и потянулась к мешку за инструментами, — Ну и ты слушай заодно.
Задумчиво жующий какой-то куст Мышак равнодушно махнул хвостом. Воротник безмятежно спал, иногда дергая клювом.
Кобыла со многими именами оказалась приятным слушателем. Она просто щипала траву, иногда поднимая голову, поглядывая на меня, и пламя костра рождало отблески в ее глазах. Я спокойно допела песню о Дроке и задумалась о следующей.
— Пы-ышку-у-ун! Пора-а-а! — вдруг заунывно сказал кто-то из темноты.
Мышак тревожно всхрапнул и вгляделся во мрак. Кобыла не повела даже ухом.
— Отлучился он, — приветливо сказала я непонятно кому. — Вы подождите у костра, он скоро вернется.
Тоненький смешок раздался в ответ, и через миг непонятная фигура объявилась по ту сторону костра. Незнакомец по-хозяйски огляделся, подобрал и понюхал лежавший рядом мешок, что-то подхватил с земли, поднес ко рту, но бросил.
— Доброй ночи, — поздоровалась я.
Незнакомец снова хихикнул. Что-то ему было очень весело.
— И давно Пышкун ушел? — не очень вежливо поинтересовался пришелец, наклонившись до земли и со свистом вдыхая воздух. Весь он был какой-то темный и расплывчатый, не поймешь во что одетый и какого возраста.
— Давно уже. Да вы посидите, отдохните пока у костра, — снова предложила я.
— Некогда мне отдыхать, — пробормотал незнакомец.
Ни тебе поздороваться, ни тебе назваться. О вежливости он если и слышал, то давно и немного.
— Вы, наверное, друг Пышкуна? Он говорил, что вы подойдете. Ждать просил.
— Друг его неподалеку дожидается. — Казалось, пришелец говорил больше сам с собой, чем со мной. — И так просто он в этот раз не откупится. Аты храбрый, не боишься.
— Чего бояться? — удивилась я.
— И то правда, — заявил чужак, склонился до земли и вдруг звонко чихнул. — Снова огненной травой следы посыпал, — досадливо заявил он, когда продышался. — Ну ладно, живая душа, раз уж попалась, пойдешь со мной.
— Не надо никуда идти, — довольно мирно предложила я, но незнакомец не послушался.
Он по-хозяйски обошел костер, потянулся к моей руке, ухватился за браслет и тут же отскочил с испуганным визгом.
— Жжет!
— Уголек закатился? — посочувствовала я.
Пришелец помахал рукой, пригляделся ко мне повнимательней и вдруг мелко задрожал.
— Чур меня! Чур! Не хотел обидеть!
— Ладно, я не обиделась, — Какие еще могут быть нравы в Ничьих Землях, кроме простых и диких? — Да вы садитесь, подождите Пышкуна.
Чужак быстро плюхнулся наземь и замер, не сводя с меня взгляда. Хорошо, что я переоделась. Хоть перестали обзывать меня Серым Гномом.
— Есть хотите?
Он мгновенно зачерпнул рукой из котелка.
— Обожжетесь! — испугалась я.
Чужак тут же разжал пальцы и выронил кашу себе на колени.
— Едой бросаться негоже, — покачала я головой, и пришелец тут же повалился мне в ноги:
— Я без умысла, пощадите!
— Ладно, ладно. — Я поспешила его поднять, но незнакомец отскочил от первого прикосновения моих рук, подхватил с земли кашу, быстро запихал ее себе в рот пополам с травой и снова замер у костра. Двинул челюстью пару раз и начал медленно зеленеть.
— Ну как, вкусно? — с надеждой спросила я.
— У-у-у ммм… — Он, как смог, изобразил полный восторг — даже схватился руками за горло.
— Хотите я вам спою? — предложила я, чтобы облегчить ему трапезу.
— Дддда! — Одновременно он кивал изо всех сил.
— Какую песню?
— Ддддд… — начал он по-новой, слова увязли в каше, но на пальцах он показал, что целиком доверяет моему художественному вкусу и выбору.
— Вам плохо? Помочь? — Выглядел он неважно.
— Не извольте гневаться! Нет! Да! Виноват! — Изо рта пышкунского друга выпал ком каши. Пришелец ловко подхватил еду ладонью и запихал обратно.
— Хорошо. А вы пока ешьте, ешьте, раз нравится!
— Ага! — Только что расправившийся с первой порцией гость тут же захватил вторую — поменьше. Правда, в рот он ее положил куда медленнее — наверно, растягивал удовольствие.
— Вот и хорошо — хоть кому-то понравилась! — обрадовалась я и укоризненно глянула на Мышака. Тот хладнокровно махнул хвостом. Воротник до сих пор не проснулся.
Песню я уже выбрала. Забавную, шуточную, о Маленьком Герое. Арфа была наготове уже с первой песни.
— «Скребется коготь в дверь в ночи. За лесом кто-то воет. Воспряло зло под сенью тьмы, и буря небо кроет.
За лесом кто-то воет. Воспряло зло под сенью тьмы, и буря небо кроет. Но страх отбрось, мое дитя. Забудь о зле и боли. Ведь весть летит, как птах в ночи, о Маленьком Герое.
Он ростом, может, невелик и не внушает трепет, но меч остер и грозен крик, когда врага он встретит. И если зло скользит в ночи и жаждой крови полно, то рядом скоро зазвучит зов маленького горна. И убегает вверх паук, бросая паутину, и водяной, большой лягух, ныряет глубже в тину…»