Где-то на рубеже восьмидесятых и девяностых «русский бум» благополучно закончился, как заканчивается любая мода, в том числе и мода на «национальное искусство» (явление, на мой сторонний взгляд, само по себе довольно нелепое). Мировой рынок перенасытился «русским искусством» (нередко весьма сомнительного качества); поезд ушел, «опоздавшие» растерянно толпятся на перроне…
Кстати, об «оставшихся на перроне». Многие из участников событий не только ностальгически вздыхают по «сладкой жизни» тех легендарных времен, но и сентиментально признаются: «Нас испортили деньги».
Ну, деньги сами по себе вряд ли такое уж великое зло. Однако «русский бум», как мне кажется, действительно сыграл довольно зловещую роль в истории русского актуального искусства. Плохо не то, что художникам дали заработать, покататься по миру и просто как-то устроиться в жизни (самые успешные благополучно осели на Западе, оставшиеся обзавелись квартирами, автомобилями и персональными компьютерами и вообще наелись впрок) — все это как раз можно только приветствовать. Хуже другое: оказалось, что привычка к востребованности может стать готовностью к ангажированности; художник, приученный быть востребованным, нередко озабочен поиском «заказчика» (аудитории, референтной группы) куда больше, чем собственно «творческим процессом». Мне вообще порой кажется, что девяностые годы прошли для большинства актуальных русских художников в мучительных поисках «заказчика»: тому, кто пережил «русский бум», действительно довольно трудно представить себе, что без такового вполне можно обходиться.
К счастью, на самом деле очень даже можно. Что весьма кстати, поскольку еще одного «русского бума», по моим (и не только моим) прогнозам, в ближайшее столетие не предвидится.
80. Рынок современного искусства
Мне, честно говоря, кажется, что нет в России никакого художественного рынка, а есть отдельные случаи покупки и продажи произведений современного искусства. Зато есть игры в художественный рынок — много игр, хороших и разных. Джентльмены с серьезными лицами размахивают клюшками для гольфа, дамы пьют чай на террасе, где-то вдалеке тренькает балалайка, бессмысленная и беспощадная, как «русский матрьошка» — символ надежного художественного экспорта, «из России с любовью»…
С
81. Симуляционизм
Есть такой анекдот: Вниманию покупателей! Будьте осторожны! В продажу поступили фальшивые елочные игрушки. Тоже блестят, тоже звенят, но не радуют. Это, как мы с вами понимаем, вместо эпиграфа.
В конце восьмидесятых-начале девяностых симуляционизм был «модной фишкой» (по крайней мере, в кругу московских художников и тех провинциалов, которые находились под их информационным влиянием). Все называли себя симуляцонистами и носились с этим самым симуляционизмом как с писаной торбой, однако ни одного внятного объяснения: что же это такое, мне в то время, помнится, никто не мог дать.
Ответы пришли позже, причем в изобилии.
Ответы пришли позже, причем в изобилии.
Получается, что симуляционизм — это, в первую очередь, искусство апроприаторства (т. е. присвоения, усвоения, приспособления). Автор при этом приносится в жертву — в символическом смысле, конечно; от реального авторского статуса художники-симуляционисты отказываться никогда не собирались.
Эх, цитату, что ли какую процитировать?..
Необходимым условием существования симуляционизма является некий «папаша» — рынок, социальная власть, экология и прочие авторитетные «институции», на которых можно паразитировать, к которым можно аппелировать, перелагая на них ответственность за себя, рассуждая об их фатальной несправедливости или праведности. В симуляционизме всегда существует установка на успех и самосохранение: идеал симуляционистского произведения в неуловимости, застрахованности от внутренней катастрофы посредством самоиронии и бесконечного множества интерпретаций. Художник-симуляционист дистанцирован от своей продукции, будь это даже какая-нибудь надрывная акция с членовредительством — все равно она создана прежде всего как товар, для демонстрации.
Вот так.
Я же сам по этому поводу думаю следующее.
Если в медицине «симуляция» — это изображение симптомов болезни в отсутствие самой болезни, то в искусстве симуляция — это, очевидно, изображение симптомов художественного творчества в отсутствие самого творчества в привычном понимании этого слова. Есть устоявшаяся тенденция трактовать симуляционизм как явление прежде всего социальное, как этакую осознанную, демонстративную добровольную ангажированность: общество получает то искусство, какое хочет иметь; при этом художник «умывает руки», декларируя свою «духовную непричастность» к собственному произведению. Мне же нравится считать симуляционизм первой осмысленной попыткой «неделания искусства».
Мне кажется, что последними (а возможно, даже первыми «настоящими») русскими симуляционистами стали Александр Виноградов и Владимир Дубоссарский с их знаменитой формулой «искусство на заказ», которая стала не только названием знаменитой выставки, но и декларацией о намерениях, искренней, как фраза «ищу работу», напечатанная в газете бесплатных объявлений.