А Землянин проводил тогда капитана Тригорьева и вместо того, чтобы вернуться в лабораторию, где еще завершал свой туалет восстановленный лейтенант Синичкин, поднялся по лестнице и вышел во двор — подышать. Во дворе было тихо и спокойно. И Сеня одиноко стояла в углу, спиной к Землянину. Даже по спине этой чувствовалось, какой одинокой и неприкаянной ощущала себя девушка сейчас. Поэтому Землянин тут же направился к ней. Подошел и положил руку на плечо, как бы приобнял. И Сеня сразу прижалась к нему.
— Ну что ты? — спросил он не сердито, а наоборот, как бы виновато. — Что?
Она всхлипнула.
— Нет, это просто так… Грустно стало. Прости. — Она повернулась к Землянину, стараясь улыбнуться.
— Ну, не надо… — снова затянул он. И вдруг его осенило. — Знаешь что? Не надо плакать. Займемся лучше делом. И знаешь каким? Снимем запись твоей матери. И так все откладываем, откладываем — сколько можно? Согласна?
Теперь ей удалось действительно улыбнуться. Она кивнула.
— Тогда я сразу же, — сказал он. — Сейчас, только возьму технику. А ты вытри глаза. Платок есть? На.
Он вытащил из кармана свежий платочек, повернулся и скрылся в подъезде. Девушка ждала. Вскоре он возвратился с увесистым чемоданом в руке. Кустарной была все-таки его аппаратура; будь она сделана по-современному — весила бы впятеро меньше и места занимала соответственно. Но ничего не поделаешь, работать приходилось с тем, что есть, и возлагать надежды на будущее. Впрочем, пусть и тяжелая, и неуклюжая, техника все же действовала.
— Пошли, — сказал Землянин, покряхтывая немного: все же не первой уже молодости был он.
— Пошли, — сказал Землянин, покряхтывая немного: все же не первой уже молодости был он. — Может, поймаем машину.
— Помочь тебе?
— Еще чего! — Как-никак он мужчиной был. — Донесу!
Машину пусть и не сразу, но все-таки поймали. Цены теперь настали какие-то несуразные: левак заломил десятку, хотя ехать было, по московским меркам, всего ничего. Раньше Землянин еще крепко подумал бы, но теперь — кооперативщик все-таки! — десятку мог отдать без судорожных размышлений. Водитель рулил и все время недовольно косился на чемодан, который Землянин не пожелал поместить в багажник и держал на коленях. Доехали. Дом был солидным, построенным году в тридцатом — шесть этажей, но без лифта, и наружный тоже почему-то не поставили тогда, когда везде ставили. Пришлось тащить чемодан на четвертый этаж своим ходом и потом переводить дыхание.
Девушка отперла. Квартира оказалась двухкомнатной, небольшой, обставленной небогато, но аккуратно. Землянин опустил чемодан на пол в прихожей, вытер пот. Осмотрелся.
— У тебя приятно… Разуваться нужно?
— Да? Я привыкла… Нет, не надо, пол и так… Выпьешь чаю? Кофе?
— Нет, не люблю спешить. Лучше потом, после работы — чашечку кофе… Где, по-твоему, могут быть самые четкие следы? Где мама находилась больше времени? На кухне, наверное?
— Нет, — сказала Сеня. — Кухней мы не очень увлекались. Вот в этой комнате. Это была ее. Последнее время она лежала тут на тахте. Читала… или просто так лежала. Думала…
Голос ее задрожал.
— Хорошо, я понял, — сказал Землянин. — Ладно, за дело!
Он внес чемодан, раскрыл, принялся устанавливать свои приборы, соединять друг с другом.
— Где у тебя розетка? Ага, спасибо. Включи, пожалуйста. — Он перекинул несколько тумблеров на небольшой панели ящика, который установил на овальном столике в углу — наверное, раньше столик этот играл роль туалетного. Прислушался — приборы едва уловимо гудели. Землянин удовлетворенно кивнул, достал длинный, свернутый в кольцо кабель, снабженный с одного конца штекером, с другого — чем-то вроде воронки, только с закрытым раструбом. — Сеня… Сейчас лучше будет, если ты выйдешь из комнаты — чтобы не наводить помех.
— Мне хочется посмотреть — этого я еще никогда не видела.
— Да? Ну ладно; тогда посиди вон там, в уголке у окна — только не двигайся, спокойно сиди и смотри, раз интересно.
— Мне интересно все, что ты делаешь, — сказала Сеня.
— Спасибо, — поблагодарил он. — Ну, начали.
Выглядело это не очень эффектно и больше всего походило, пожалуй, на работу маляра, красящего стену и все, что вокруг него, неторопливыми, плавными, не размашистыми движениями флейца. Движение за движением, одно параллельно другому и совсем рядом, чтобы не осталось непрокрашенных мест. За полчаса и даже за час такую работу не закончить было.
— А говорить можно? — спросила Сеня.
— Говорить? Можно.
— Это всегда так долго?
— Что ты, здесь хорошая четкость, управимся быстро. Бывает, приходится по нескольку раз… Вот разбогатеем, закажем хороший сканер, он у меня уже в чертежах, все рассчитано… Тогда так ползать не придется.
Сиди только да поглядывай, автоматика сама поведет, компьютер…
— Наверное, — сказала Сеня после паузы, — за границей тебе работать было бы легче?
— Наверное, — согласился Землянин. — Если бы я жил за границей. Но я ведь здесь живу.
— Можно уехать. Люди уезжают…
— Да, конечно. Но я здесь привык — за столько лет. — Он улыбнулся, не глядя на нее — работа требовала внимания. — Привычка — вторая натура, как говорят. А у меня, по-моему, даже первая. Первая, первая… — забормотал он себе под нос, протянул, не глядя, руку, что-то переключил, еще раз переключил. Сеня умолкла и уже не заговаривала более, пока Землянин не вздохнул наконец облегченно и не отошел к приборам, потирая спину.