З. : Ну, в добродетельную науку я уже давно не верю. Она стала таким же средством завоевания теплого местечка под солнцем, как, скажем, управленческая карьера или торговля. Но допустим, я в какой-то форме предоставил бы свои материалы государству; как бы оно их использовало? Кто контролировал бы восстановление людей? Мы с вами? Вряд ли. И, следовательно, кого стали бы восстанавливать? Мне кажется, нет нужды объяснять. Я не хотел, чтобы моя работа стала еще одним источником привилегий — их и без того, по-моему, достаточно.
Ж. : Интересная позиция. Но скажите: насколько я понимаю, всех, на кого могут возникнуть заказы, вы восстановить не в силах?
З .: Разумеется, нет. Сейчас вообще речь идет о единицах, но даже и когда дело встанет на прочную основу, можно будет говорить лишь о каком-то небольшом сравнительно количестве…
Ж. : Мне только хотелось, чтобы вы сами это признали. Значит, какой-то отбор всегда останется необходимым?
З. : Это не вызывает сомнений.
Ж. : И в то же время вы не хотите, чтобы этим отбором занималась, скажем так, авторитетная группа людей.
: Разумеется, нет. Сейчас вообще речь идет о единицах, но даже и когда дело встанет на прочную основу, можно будет говорить лишь о каком-то небольшом сравнительно количестве…
Ж. : Мне только хотелось, чтобы вы сами это признали. Значит, какой-то отбор всегда останется необходимым?
З. : Это не вызывает сомнений.
Ж. : И в то же время вы не хотите, чтобы этим отбором занималась, скажем так, авторитетная группа людей.
З .: Не хочу. Один великий человек, наш современник, в молодости способствовал решению крупнейшей научно-технической задачи, а потом, когда понял, какие опасности для людей таит в себе плод его труда, ему пришлось взывать к весьма, весьма авторитетным людям — и, как вы знаете, безуспешно. Я не хочу взывать и потому не собираюсь выпускать дело из своих рук.
Ж. : Но ведь кто-то же должен решать? Кто же?
З. : Я.
Ж. : Но почему именно вы? Считаете себя лучше, выше, справедливее других?
З. : Таких иллюзий не питаю. Но тут действует простая арифметика. Скажем, вы создали комиссию по отбору кандидатур — из десяти, допустим, человек. У каждого из этих десяти будет, самое малое, один свой личный заказ. И еще один — не свой, но, так сказать, лежащий близко к сердцу. А кроме того — у каждого будет право на свою ошибку. Вот вам десять спецзаказов, плюс еще десять и плюс десять ошибок. И это при условии, что в прочем комиссия будет единогласна. Но ведь так не бывает. Далее, сам состав комиссии станет предметом споров, дискуссий, торгов, компрометации, шантажа, интриг — и так далее, и тому подобное. Всего этого я хочу избежать. У меня был один личный заказ — его я уже реализовал; один, возможно, близкий к сердцу — его я реализую в ближайшем будущем. И, допустим, одна ошибка — ее, думаю, я уже сделал. Вот и все издержки. А споров о составе не будет: только я мог решить этот вопрос, и я его решил.
Ж. : Дорогой Вадим Робертович! Отдаю должное вашей убежденности, но ведь нельзя же так! Ведь не ребенок вы, а взрослый вроде бы человек, газеты читаете… Читаете?
З .: Не вполне регулярно… но вообще, конечно. И за съездами наблюдал, и за сессиями частично… Но у меня мама все читает и смотрит, она меня информирует о важнейшем.
Ж. : Значит, вы должны хоть в общих чертах представлять, что делается в стране!
З .: Естественно. Я вот ваши статьи с удовольствием читаю…
Ж. : Дефицит, инфляция, межнациональные конфликты, забастовки… Товарищ дорогой, мало ведь что-то изобрести, надо еще и подумать: ко времени ли? Чего сейчас от этого будет больше: пользы для страны или вреда?
З .: Да какой же от этого может быть вред?
Ж. : Самый натуральный. Даже при беглом взгляде видно. Вот вы воскресили, допустим, свою маму…
З .: Восстановил. Да вы поймите правильно: тут дело не в том, что она — моя мама… Нет, и в этом тоже, конечно, но главное — есть ведь такая медицина, трагическая, когда врач новое средство испытывает на себе на первом. А я себя реставрировать, понятно, не мог, я жив пока, а два одинаковых Землянина — кому они нужны? Еще перессорились бы… Хотя, конечно, если бы мы сейчас работали вдвоем… Но это мне тогда просто не пришло в голову. А если не на себе, то испытываешь новое так, чтобы если и причинить кому-то боль, то лишь себе: а вдруг окажется что-то не так? Вот почему я, а не потому…
Ж. : Да не об этом речь! Но вот воскресили вы свою маму, да? Пенсия сейчас ей требуется? Несомненно. А вы следили за продвижением законопроекта о пенсиях? Видимо, нет — иначе подумали бы.
Пить, кушать вашей маме надо? И всем другим таким же? Безусловно. А у государства нет денег, и в стране не хватает продуктов, и здравоохранение разваливается — да мало ли…
З .: В конце концов, моя мама может на худой конец обойтись и без пенсии, я ведь работаю, и это для нее скорее моральный фактор. И при каждом заказе мы уточняем: берут ли на себя те, кто просит о восстановлении, обязательство содержать… Еда — ну, сколько она там съест, старый человек… Да и сам я мяса, например, практически не употребляю, так что пресловутая колбасная проблема… С другой стороны, государству вся моя работа не стоит ни копейки, я ведь не прошу никаких средств, даже материалов, хотя с ними приходится страшно крутиться, покупаем втридорога все, кроме воды, даже хлористый натрий сейчас исчез из магазинов… Единственное, что нужно этим людям, — это их гражданские права!