Однако все сказанное вовсе не означает, что там, за облаками, о деле с кооперативом так никто и не вспомнил. Нет, вспомнили, и не далее как в тот самый день, когда произошли все уже описанные нами встречи и разговоры. А случилось это так. Работы в этот день было немного, и самое малое два облеченных высокой (но, увы, не самой уж высокой, заметьте это, это очень важно) властью мужа решили вечером на дачу к семействам не ехать, а переночевать в городе, и соответственно проинструктировали шоферов. Вечером, уже поздно, одному из них стало что-то скучно, по ящику шла какая-то мура, и он позвонил другому, двумя этажами ниже. Оказалось, что тому тоже скучно и можно скоротать вечерок вдвоем. Так они и собрались. И каждый из них обратил внимание на то, что коллега его и товарищ был явно не в лучшем настроении и печать забот и грусти лежала на обеих лицах.
— Что невесел? — поинтересовался тот, что пришел.
— Да ну… Бардак такой, что прямо хоть плачь.
— Это верно, — согласился гость. — Не знаю прямо, что за люди.
— Это верно, — согласился гость. — Не знаю прямо, что за люди. Никак не научатся. Правду говорят: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. А когда грянет, то уже и поздно…
— А что им сделаешь! — сказал первый. — С работы снимешь? Так он завтра организует что-нибудь этакое, СП какое-никакое…
— Конечно, — сказал гость, — за такие дела можно бы и под суд отдать, но только — люди-то все неплохие и могут ведь работать, если захотят.
— Под суд… — повторил хозяин задумчиво. — А помнишь, — он вдруг оживился, — как раньше в таких случаях делалось? Одно слово — и не стало их, разогнали, ликвидировали как класс. И никто и не пикнул! Сколько лет прошло, а и до сих пор вспоминают…
— Ты о чем? — спросил гость. — О ленинградском деле, что ли? Или о генетиках?
— При чем тут генетики! — несколько даже обиделся хозяин. — Я о том, как он команду ЦДКА разогнал, когда они продули за рубежом. Одно слово — и нет команды! А эти засранцы снова две игры в Италии профукали — и ничего, и дальше играть будут!
— А, вот что, — усвоил второй. — Я думал, ты о взрыве на шахте…
— Тоже плохо, конечно. И опять же. Был бы Хозяин — сразу полдюжины к стенке, остальных в лагеря — и справедливость торжествует, и никаких забастовок тебе, никаких запросов…
— Хозяин дело знал, — кивнул гость.
— Вот как хочешь, а не хватает его сегодня, — сказал первый. — Ведь, кажется, работаем, стараемся — а все равно, сползаем к капитализму, к анархии, социализм своими руками разрушаем, предаем мировую систему. А будь он… Выпьешь рюмку?
— А отчего нет? — не отказался гость.
— Ну, пойдем в гостиную.
В гостиной, сплошь затянутой ковром, стояла финская стенка (хозяин дома отличался спартанской непритязательностью), несколько глубоких кресел, видом напоминавших рюмки для вареных яиц, низкий обширный стол, на котором возвышалась высокая яркая коробка, заключавшая в себе бутылку; еще были в комнате видеосистема «Шарп», аудиосистема японской фирмы «Сейко» и кабинетный рояль «Стейнвей», на котором супруга хозяина иногда играла. Самого его Бог не сподобил, а дети по отдельности жили.
Собеседники удобно уселись у стола. Хозяин налил.
— Ну, — произнес он, — вечная память!
Немножко закусили тем, что было под рукой.
— И с каждым днем все хуже, — продолжил гость. — Куда уж дальше, если кооперативы начинают покойников воскрешать.
— Ты о чем? А, ну да, слышал.
— Навоскрешали кого попало…
— Повторим? — посоветовался хозяин: все же привычка к коллективному руководству — великая вещь.
— Отчего же, — поддержал гость.
Повторили.
— Ну конечно, — сказал хозяин, прожевывая. — Вот именно: кого попало… Слушай-ка: а если не кого попало?
— В каком смысле?
— Погоди, сейчас додумаю… Ну да.
Выходит, они могут кого хочешь воскресить?
— Ну и что?
— А если — его?
— Его… — медленно повторил гость, ощущая, как идея эта, вместе с выпитым, растекается по всему телу и приятно согревает.
— Вот именно. Память — памятью, но если он вдруг появится — ведь признают? Признают!
— Армия, — сказал гость. — И органы. Признают. Наверняка. Они от беспорядка больше всех страдают.
— А если они признают — кто воспротивится?
— Не я, — сказал гость.
— И не я. Значит, так. У военных надо позондировать и в Комитете. Военных возьмешь на себя? Они тебя уважают.
— Договорились. А ты — остальное.
— Принято. Ну — за успех?
— Грех отказаться.
Рюмки нежно прозвенели, соприкоснувшись. Это еще не благовест, конечно, не колокольный перезвон на том, что осталось в столице от былых сорока сороков. А удастся — ох, в какие колокола ударим! Заставим-таки мир задрожать! Нам не привыкать! Будь здоров! И ты будь здоров! И — его здоровье! Его!
А все-таки смирновскую хорошо очищают. Легко идет. Мелкими пташечками.
IX
Недаром говорят, что идеи, которым пора приспела, носятся в воздухе. Иначе как могли бы в один и тот же день три совершенно разные группы людей, не сговариваясь между собой, прийти к одному и тому же выводу? Никак не могли бы. Но пришли же!
Ну, ладно. А чем заняты те, кто ни к каким идеям не приходит? Землянин, например?
Ну, я уж и не знаю, удобно ли… Только если вы настаиваете.