Амелехин же никаких особых приветствий или приглашений и не ожидал. Он, не теряя ни мгновения, ногой пододвинул стоявшую неподалеку кухонную табуретку, сел на нее, извлек из бывшей при нем черной пластиковой сумки увесистый сверток, развернул, обнажив старинные часы с нимфой, и поставил их на стол. Часы удивленно пробили десять раз, и лишь на эти мелодичные старинные звуки Землянин поднял наконец глаза.
— Что вы хотели? — спросил он, все еще отвлекаясь мыслями. — Принесли данные? Давайте.
И он протянул руку.
— Вот, профессор, принес, — сказал Амелехин и осторожно подвинул часы по столику. — В благодарность. Порядок знаю.
— Простите? — сказал Землянин. — Это почему?
— Затуркался совсем, профессор? — вздохнул Амелехин. — Не срисовал, что ли? Вчера только меня отсюда на волю выпускал. Из этого вот изолятора. — И он указал пальцем на ванну. — Что, уже новый варится? — полюбопытствовал он. — И долго это? Сколько, например, я у вас в ней пролежал?
Вот когда Землянин наконец узнал своего пациента…
— А, это вы, — сказал он. — А я смотрю — как будто знакомое лицо, а кто — сразу не вспомнил. Здравствуйте, Андрей… Андрей…
— Можно без отчества, — сказал Амелехин, помнивший, как в детстве дразнили его Андреем Динамовичем. Это, между прочим, свидетельствует о высоком качестве землянинской работы — то, что даже детские воспоминания сохранились у реставрированного.
— Ну что вы, — сказал Землянин, — неудобно как-то. Хорошо, что вы зашли. Как себя чувствуете? Какие ощущения? Не возникает ли каких-нибудь неудобств — телесных, психических?
— Да нет вроде, — ответил Амелехин, подумав. — Вот только наколка исчезла. Как и не было. Попадешь опять на нары — за фраера примут. Ну ничего, это дело поправимое.
— Вы думаете? — сказал Землянин. — Да, разумеется, это уже чисто внешний, так сказать, не органический признак… Но можно и не восстанавливать, не так ли? Однако что это вы принесли? Прелестные часы… Только зачем?
— В благодарность, я же сказал. Не то себя уважать перестал бы.
— Ну, я просто не знаю, — стал стесняться Землянин.
Не то себя уважать перестал бы.
— Ну, я просто не знаю, — стал стесняться Землянин. — Неудобно. Да и потом, я бы сказал, даже противозаконно…
— Стоп! — сказал Амелехин и поднял руку. — Насчет закона — все в ажуре, глядь буду. Ах, извините, вырвалось. Ну… — он чуть подумал, — зуб даю, что никаких неприятностей. Их в розыске нет и не было. Часики чистые.
— Но я не могу взять… — сказал Землянин несколько растерянно.
— Обижаете, — не согласился Амелехин. — Я простой человек. Не надо простым человеком брезговать. Мало ли.
— Ну что вы, что вы! — морально засуетился Землянин, которому с детства казалось самым постыдным — если тебя обвинят в пренебрежении простым человеком. Интеллигенция вообще позволяет всем и каждому пренебрегать ею, но сама — ни-ни! Не так она воспитана. — Я нимало не хотел обидеть… Я вас очень уважаю, и я понимаю… Но знаете, как-то неудобно просто…
В ответ на это Андрей Спартакович разъяснил, что если что и неудобно, то это снимать штаны через голову, а также пользоваться бутылкой в одной естественной ситуации.
— И учтите, — сказал он затем. — Мало ли у кого бывают какие трудности. В случае чего — только кивните. Телефончик мне свой дайте — буду позванивать. Хозяйство ваше растущее, я вижу, так что всякие жизненные вопросы могут возникнуть.
Слово «трудности» задело в Землянине слабую струну.
— Да, трудностей хватает, и у вас тоже, — согласился он, невесело усмехнувшись. — Вот хотя бы с документами. Моя мама — она еще раньше вас вернулась, самой первой — очень страдает без документов. Да что я вам объясняю…
Амелехин в ответ пожал плечами.
— Тоже мне, — сказал он, — вот уж трудность нашли. У меня, к примеру, завтра все корки будут. Мамаше вашей нужно? Сделаем в два счета, какие угодно. По первому классу.
— То есть вы хотите сказать, — насторожился Землянин, — что эти документы будут, если можно так выразиться… поддельными?
— Да что вы! — обиделся Амелехин. — Что мы, настоящие достать не сможем?
— Но, так сказать, в обход закона? — доискивался Вадим Робертович.
— Профессор! — сказал Амелехин проникновенно. — Закон обойти невозможно, потому что если ты прямо идешь, тебе ни одного закона на пути не попадется, гля… зуб даю! Вот если все законы соблюдать, то и надо петлять из стороны в сторону, потому что они все растут в разные стороны, и чтобы один соблюсти, надо два других нарушить. Тебе, профессор, что требуется: закон или ксивы? Я же за них ни с тебя, ни с мамаши твоей ничего не возьму!
— Нет, нет, — сказал Землянин, собрав всю решительность. — На это моя мама никогда не пойдет. Совершенно исключается. Вот если бы существовал законный способ… Но, понимаете, везде отказы, отказы…
— Отказы — это для лопухов, — сказал Амелехин. — Но и по закону, конечно, тоже можно. Запросто. Только неудобно. Сказать?
— Если вам не трудно, — проговорил Землянин с надеждой.
— Чего тут трудного. Она ведь сейчас по закону — чистый бомж.
Бродяга. Бумаг нет, прописки нет, ничего нет. Ну, так чего же еще?
— То есть как?
— Ей теперь надо только пойти и сдаться.