— Даже если приезжали взглянуть на мертвеца?
— Да нет, конечно, — отвечает он, грустно усмехаясь.
— Даже если приезжали взглянуть на мертвеца?
— Да нет, конечно, — отвечает он, грустно усмехаясь. — Но в этом районе есть нечто такое… Порой мне кажется, что здесь мне самое место. Словно бы я чисто случайно не родился китайцем.
— Ах, вот как. Вы считаете, что перевоплотились.
— Да. И стал типичным американцем из Южного Бостона. — Он смотрит на меня; его влажное лицо немного поблескивает. — Вы говорили, что приехали с Тайваня.
— Вы бывали там?
Он печально качает головой.
— Я путешествовал не так много, как хотелось бы. Правда, медовый месяц я провел во Франции.
— А чем занимается ваша жена?
Затянувшаяся пауза заставляет меня посмотреть в его сторону, и я вижу, что Фрост опустил голову.
— Учится в юридической школе, — тихо отвечает детектив. А через некоторое время добавляет: — Мы развелись. Прошлым летом.
— Мне очень жаль.
— Боюсь, год выдался не слишком удачным, — признается он, но потом вдруг вспоминает, кому говорит это. Женщине, потерявшей мужа и дочь. — Впрочем, жаловаться мне не на что.
— Одиночество — штука непростая. Но я уверена: вы найдете кого-нибудь еще.
Фрост смотрит на меня, и я замечаю боль в его глазах.
— И все-таки вы не вышли замуж во второй раз, госпожа Фан.
— Нет, не вышла.
— Хотя желающие наверняка были.
— Как можно заменить любовь всей своей жизни? — просто отвечаю я. — Джеймс — мой муж. И всегда будет моим мужем.
С минуту он переваривает это. А потом говорит:
— Я всегда думал, что любовь должна быть именно такой.
— Она и есть такая.
Его глаза неестественно вспыхивают, когда он смотрит на меня.
— Но лишь для некоторых из нас.
Мы подходим к пельменной с запотевшими от пара окнами. Фрост быстро шагает вперед, чтобы открыть мне дверь, и это джентльменское поведение кажется мне забавным, поскольку смертоносную саблю несу именно я. Тесный зал заведения переполнен, и лишь везение помогает нам занять последний свободный столик в уголке у окна. Я вешаю саблю на спинку стула и снимаю плащ. С кухни доносятся соблазнительные ароматы чеснока и паровых пельменей — аппетитные напоминания о том, что я не ела с самого завтрака. Из-за кухонных дверей выносят блюда, на которых поблескивают пельмени со свининой, креветками или рыбой; за соседним столом, постукивая палочками о тарелки, какое-то семейство так громко говорит на кантонском, что со стороны это кажется ссорой.
Просмотрев длинное меню, Фрост, похоже, приходит в замешательство.
— Может быть, вы закажете что-нибудь для нас обоих?
— Есть ли пища, которую вы не станете есть?
— Я съем все что угодно.
— Возможно, вам придется пожалеть об этих словах. Потому что мы, китайцы, в самом деле едим все.
Он с радостью принимает вызов.
— Удивите меня.
Когда официантка приносит блюдо с закусками — холодными медузами, куриными лапками и маринованными свиными ножками, — его палочки замирают над этим диковинным набором, но потом он все-таки откусывает кусочек от полупрозрачного свиного хряща. Я наблюдаю за тем, как его глаза округляются от восторга — он сделал открытие.
— Это потрясающе!
— Вы раньше никогда не пробовали их?
— Думаю, раньше я не был особенно смелым, — признается Фрост, вытирая с губ масло чили. — Зато сейчас пытаюсь измениться.
— Почему?
Он замирает в задумчивости; между его палочками зажат кусочек медузы.
— Думаю… думаю, я просто старею, понимаете? И начинаю осознавать, что на самом деле мало чего в жизни пробовал. А ведь осталось не так много времени, чтобы все успеть.
«Старею». Я не могу сдержать улыбки, потому что я почти на два десятилетия старше, чем он, и детектив наверняка считает меня старухой. Но при этом смотрит на меня совсем не так. Я замечаю, что Фрост разглядывает мое лицо, а когда я бросаю ответный взгляд, щеки детектива внезапно вспыхивают. Точно так же вел себя мой муж на нашем первом свидании, весенним вечером, занавешенным густым туманом, очень похожим на сегодняшний. «Ах, Джеймс, — думаю я, — мне кажется, этот молодой человек понравился бы тебе. Он совсем как ты».
Приносят пельмени — мягкие подушечки, наполненные свининой и креветками. Я с удивлением наблюдаю, как тяжело Фросту подхватить скользкое лакомство, и в конце концов он просто начинает гонять его палочками по тарелке.
— Это любимые пельмени моего мужа. Он мог съесть сразу с десяток. — Я улыбаюсь, вспоминая. — Он даже хотел поработать здесь целый месяц без всякой оплаты, если ему скажут рецепт.
— А на Тайване он тоже занимался ресторанным делом?
Этот вопрос заставляет меня взглянуть на Фроста в упор.
— Мой муж изучал китайскую литературу. Он происходил из длинной династии ученых. Поэтому — нет, он не занимался ресторанным делом. Он работал официантом, чтобы выжить.
— Я этого не знал.
— Проще всего предположить, что официант перед вами — всего лишь официант, а продавец продуктового магазина — всего-навсего продавец. Однако в Чайна-тауне так не получится. Помните тех убогих старичков, что играют в шашки у ворот со львами? Некоторые из них — миллионеры. А вон та женщина, что сидит за кассовым аппаратом, — она родом из семьи имперских генералов. Здесь люди совсем не те, кем они кажутся, так что не стоит их недооценивать. В Чайна-тауне этого делать не надо.