.. Ничего хоть сколько-нибудь
подобного такому широчайшему, поистине «энциклопедическому» (и по полноте, и
по предельной сжатости) охвату всех. сторон русской жизни, ее путей и
перепутий, ее лицевой и ее оборотной стороны, ее парадных зал и ее углов и
закоулков, — не было ни в одном произведении русской литературы до Пушкина.
Гениальный поэт-живописец, Пушкин является здесь и художником-социологом,
способным вскрыть и осветить не только причины «лишности», неприкаянности
Онегиных, но даже четко сформулировать процессы, совершавшиеся в русской
крепостной экономике. Недаром Карл Маркс и Фридрих Энгельс в своих трудах
(«К критике политической экономии» — Маркс, «Внешняя политика русского
царизма» — Энгельс) упоминали соответствующие строки из «Евгения Онегина»
{4}, а Фридрих Энгельс писал одному из своих русских корреспондентов: «Когда
мы изучаем… реальные экономические отношения в различных странах и на
различных ступенях цивилизации, то какими странно ошибочными и
недостаточными кажутся нам рационалистические обобщения XVIII века — хотя
бы, например, доброго старого Адама Смита, который принимал условия,
господствовавшие в Эдинбурге и в окрестных шотландских графствах, за
нормальные для целой вселенной. Впрочем, Пушкин уже знал это…» {5}.
Энгельс имеет в виду ироническое замечание Пушкина в связи с попытками
Онегина, который начитался весьма популярного тогда Адама Смита, внушить
отцу, что ему нет нужды в деньгах, раз он получает со своих крепостных
поместий «простой продукт»:
«Отец понять его не мог и земли отдавал в залог». Пушкин, таким
образом, отмечает проникновение денежных, капиталистических отношений в
русское крепостническое хозяйство. Это же место пушкинского романа
припоминает и Маркс.
В стихах Пушкина, справедливо замечает Добролюбов, продолжая в этом
отношении высказывания Белинского, «впервые открылся нам действительный
русский мир». «Открытие» в «Евгении Онегине» русской действительности —
русского мира — имело не только важнейшее познавательное значение, но и было
связано с целым переворотом в области традиционных эстетических
представлений и понятий, с замечательным расширением границ самого предмета
художественного изображения, круга явлений действительности, достойных
поэтического отображения, допускаемых в сферу искусства. Во время Пушкина
бытовали представления, сложившиеся еще в эпоху классицизма, о том, что
предметом поэзии должно быть только «высокое», «возвышенное» — «изящная»
природа; наоборот, «низкая природа», — все обыденное, «прозаическое» —
находится за пределами художественной литературы.
Исключение делалось только
для сатирических жанров, поскольку их целью было не воспевание, а обличение.
Автор «Евгения Онегина», произведения в целом отнюдь не сатирического
рода, с первой же его главы — и чем дальше, тем все энергичнее — сознательно
и демонстративно стирает всякие различия между «изящной» и «низкой
природой». В его роман, наряду с «поэзией», хлынула широким потоком и
«проза» — жизнь, как она есть, со всеми ее красками и оттенками, с
праздничным и с обыденным, патетическим и смешным, трогательным и ничтожным,
высокими поэтическими порывами и житейским «пестрым сором» — «прозаическими
бреднями», мелкими будничными дрязгами, бытовыми деталями. Этой «прозе»
автор «Евгения Онегина» умеет сообщить высокое поэтическое достоинство;
умеет, говоря словами Добролюбова, «представить… ту самую жизнь, которая у
нас существует, и представить именно так, как она является на деле», «не
компрометируя искусства».
Сам Пушкин, резюмируя отзыв о нем одного из критиков-современников,
назвал себя «поэтом действительности». Единственным в своем роде образцом
поэзии действительности — реалистического искусства слова и является
пушкинский роман в стихах.
В осуществлении своего в высшей степени новаторского творческого
замысла поэту пришлось пойти совершенно новыми, непроторенными путями.
Строфы Онегина полны полемики со всеми действовавшими в ту пору основными
литературными направлениями, школами и традициями (классицизмом,
сентиментализмом, романтизмом — и пассивным, и активным, — почти всеми
типами западноевропейского романа). Для «поэзии действительности» необходимо
было создавать новые способы и средства выразительности, применять и
разрабатывать новые художественные приемы, наконец, соответственным образом
преобразовывать самый материал искусства слова — русский литературный язык.
И в пушкинском стихотворном романе этот гигантский
литературно-художественный «подвиг», как справедливо назвал многолетний труд
над «Евгением Онегиным» сам Пушкин, был автором совершен. Реализму
содержания «Евгения Онегина» органически отвечают все элементы его
художественной формы. Изображению полноты жизни, сложности и многообразия ее
проявлений, различным ее оттенкам и переходам соответствуют «пестрые главы»
романа — «полусмешные, полупечальные, простонародные, идеальные».
Язык «Онегина» использует все богатство и многообразие языка, все
стихии русской речи и потому способен охватить различные сферы бытия,
выразить все многообразие действительности.