Татьяна, по словам поэта, — «русская душою, сама не
зная почему». Но читателям Пушкин полностью раскрывает, почему это так.
Татьяна (самое имя которой, впервые «своевольно» вводимое Пушкиным в большую
литературу, влечет за собой непременные ассоциации «старины иль девичьей»)
выросла, в полную противоположность Онегину, «в глуши забытого селенья» — в
атмосфере русских народных сказок, поверий, «преданий простонародной
старины». Детство, отрочество и юность Татьяны и Евгения прямо
противоположны. У Евгения — иностранцы-гувернеры; у -Татьяны — простая
русская крестьянка-няня, прототипом которой, как прямо указывает Пушкин,
была его собственная няня — Арина Родионовна, живой источник народности для
самого поэта, «вознаграждавшая» недостатки его «проклятого воспитания», во
многом, как уже сказано, аналогичного онегинскому. Там — ненормальный
противоестественный образ жизни — обращение «утра в полночь», здесь — жизнь
в полном соответствии с природой: Татьяна просыпается на рассвете; подобно
крестьянским девушкам, первым снегом умывает «лицо, плеча и грудь». Там —
«наука страсти нежной», цепь легких и скоро приевшихся, надоевших побед;
здесь — мечты о настоящей, большой любви, об единственном суженном небом
избраннике. Правда, на эти мечты, как и на формирование всего духовного мира
Татьяны, оказали существенное влияние иностранные романы- «обманы и
Ричардсона и Руссо». Больше того, поэт сообщает нам, что его героиня
«по-русски плохо знала… изъяснялася с трудом на языке своем родном»;
письмо к Онегину пишется ею по-французски. Но в обрисовке образа Татьяны,
который столь дорог и мил поэту, с неменьшей степенью, чем в обрисовке
образа Онегина, к которому он умеет отнестись с такой критичностью,
сказывается стремление быть полностью верным жизненной правде. Татьяна —
высоко положительный, «идеальный» образ русской девушки и женщины, но этот
образ — не просто объективированная мечта поэта, он не навязывается им
действительности, а взят из нее же самой, конкретно историчен. Чтобы
убедиться в этом, достаточно перечесть хотя бы разговор Татьяны с няней при
отправке письма Онегину. Здесь перед нами — «уездная барышня», помещичья
дочка, глубоко и искренне привязанная к своей «бедной няне», образ которой
связан в ее сознании и памяти со всем самым лучшим и дорогим в ее жизни.
Татьяна зачитывалась иностранными романами, но ведь русских романов такой
впечатляющей силы в ту пору до начала и даже до середины 20-х гг., еще
просто не было. Она затруднялась выразить свои чувства к Онегину на русском
языке, но ведь сам Пушкин печатно заявлял лет через пять после времени, к
которому им отнесено письмо Татьяны, в 1825 г.: «Проза наша так еще мало
обработана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты для
изъяснения понятий самых обыкновенных».
: «Проза наша так еще мало
обработана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты для
изъяснения понятий самых обыкновенных». В то же время поэт с помощью тонкого
художественно-психологического приема раскрывает «русскую душу» Татьяны: в
роман введен сон героини, насквозь пронизанный фольклором.
Мимо всего этого Онегин полностью проходит. Даже тогда, когда (в
последней главе) в его охладевшем, давно «потерявшем чувствительность»
сердце внезапно вспыхивает настоящее большое чувство, он увлекается не той
Татьяной, какой она была «в деревне», «в глуши лесов», в окружении русской
природы, бок о бок со старушкой няней — «не этой девочкой несмелой,
влюбленной, бедной и простой». Этой Татьяной Онегин «пренебрегал»; останься
она в той же «смиренной доле», пренебрег бы ею и сейчас. Он стал «томиться
жаждою любви» к Татьяне, обрамленной великолепной блистательной рамой
петербургских светских гостиных, — «равнодушною княгиней», «неприступною
богиней роскошной, царственной Невы».
А ведь все лучшее в духовном облике Татьяны — ее высокое душевное
благородство, искренность и глубина чувств, верность долгу, целомудренная
чистота натуры — связаны — поэт ясно нам это показывает — с ее близостью к
простому, народному. И ей самой «душно здесь», в той новой светской среде, в
которой она и стала так мила Онегину; она ненавидит «волненье света»;
презирает окружающую ее «постылой жизни мишуру», «ветошь» светского
«маскарада» — «весь этот шум и блеск, и чад». Вот почему Татьяна, продолжая
любить Онегина, и называет его вдруг загоревшуюся любовь к ней «мелким
чувством». Здесь она и права и не права. Повод к внезапной вспышке этой
любви был действительно «мелок» («Запретный плод вам подавай, // А без того
вам рай не рай», — с горькой иронией замечает в связи с этим сам Пушкин). Но
Онегин полюбил Татьяну искренне и беззаветно; он «как дитя влюблен».
Термин «лишний человек» получил широкое употребление лет двадцать
спустя после «Евгения Онегина» (с появлением «Дневника лишнего человека»
Тургенева, 1850). Но это слово в применении к Онегину находим уже у Пушкина.
В одном из беловых вариантов Онегин на петербургском светском рауте «как
нечто лишнее стоит». Действительно, образ Онегина — первый в той обширной
галерее «лишних людей», которая так обильно представлена в последующей
русской литературе. Генетически возводя литературный тип «лишнего человека»
к образу Онегина, Герцен точно определил ту социально-историческую
обстановку, в которой складывался этот характер: «Молодой человек не находит
ни малейшего живого интереса в этом мире низкопоклонства и мелкого
честолюбия.