В разнообразной житейской обстановке (в деревне, в кругу
поместного дворянства, в странствиях по России, на великосветском рауте), в
различных фабульных положениях (испытание дружбой, любовью, убийством друга)
образ Онегина раскрывается всеми своими сторонами, отсвечивает всеми
гранями. Наконец, в последней глава на этот образ накладываются некоторые
новые черты, открывающие перспективы его дальнейшего развития, определяющие
его возможную будущую судьбу, которая остается (по причинам, от автора, если
не полностью, то в значительной степени не зависевшим) за пределами восьми
глав романа.
Основной художественный прием, с помощью которого особенно рельефно
вырисовывается характер Онегина, — прием контраста. На контрасте —
сопоставлении противоположностей — строятся не только отношения «главного
лица» со своей классовой средой (будь то грубые и невежественные
соседи-помещики или блестящее и изысканное великосветское общество). Это как
бы фон картины. На первом же ее плане — сопоставление с людьми наиболее ему
близкими — Ленским, Татьяной.
Контраст между Онегиным и Ленским прямо и резко обозначен поэтом:
«Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень не так различны меж собой». Но
тесно сошлись Онегин с Ленским, «стали неразлучны» друг с другом не только
потому, что крайности сходятся. Ленский, как и Онегин, резко выделяется из
окружающей среды и так же для нее чужероден и неприемлем. Оба они —
представители новой, молодой России. Пылкий
и восторженный романтизм Ленского — явление в своем роде не менее
характерное для передовой дворянской молодежи пушкинского времени, чем
«охлаждение» и скептицизм Онегина. Достаточно вспомнить многочисленных
русских романтиков-идеалистов того времени, типа любомудров, или так
называемых московских «архивных юношей», о которых Пушкин упоминает в
седьмой главе «Онегина».
Для наибольшего прояснения характера Ленского — его пламенной
восторженности, прямо противоположной охлажденному онегинскому скептицизму,
Пушкин пользуется тем приемом своеобразного «историзма», который был
применен им в отношении главного лица романа: ставит вопрос о «причине»
возникновения этой черты и сразу же отвечает на него, показывает среду, в
которой эта черта развилась. Пламенный романтизм Ленского, его наивная вера
в «мира совершенство» — результат совершенной оторванности от реальной
русской действительности. Романтизм Ленского — благоуханный цветок, но
выращенный в «Германии туманной», на почве немецкой идеалистической
философии («поклонник Канта») и немецкой романтической литературы — «под
небом Шиллера и Гете», и особенно Шиллера, томик которого он недаром
раскрывает «при свечке» — в ночь перед дуэлью.
Восторженная мечтательность «полурусского соседа» Онегина — Ленского, с
его «прямо геттингенской» душой, полное отсутствие в нем чувства реальности
тонко подчеркивается Пушкиным выразительной деталью. Подлинно поэтической,
но похожей на других Татьяне с ее ярко выраженной «русской душой» он
предпочитает заурядную Ольгу («Любой роман возьмите и найдете верно ее
портрет»). В этом отношении Онегин, совпадая с самим Пушкиным, гораздо
зорче, гораздо ближе к реальности («Я выбрал бы другую, когда б я был как ты
поэт»).
Наряду с образом «главного лица» — Онегина, образ Татьяны самый
значительный и важный в романе. Исключительно ценный и значительный сам по
себе, он вместе с тем выполняет важнейшую сюжетную и композиционную функцию,
являясь в общей идейно-художественной структуре романа своего рода
противовесом образу Онегина.
Отношения между Онегиным и Татьяной составляют основную сюжетную линию
пушкинского романа в стихах. Однако в этой личной любовной фабуле таится
далеко идущее содержание, именно в ней-то и заключен наиболее полный ответ
на поставленный поэтом вопрос о печальном одиночестве главного лица романа в
окружающей его действительности, об основной причине «русской хандры»
Онегиных. «Хандра» Онегина — действительно «русская», поскольку она выросла
на почве русской действительности. Но ее породили условия жизни верхушечных
общественных слоев, оторвавшихся от остального народа; она сложилась в
атмосфере «хладного разврата света». Ответ этот дается отнюдь не в прямой
форме, а подсказывается специфическими средствами и приемами искусства —
языком художественных образов и фабульных ситуаций (история двух встреч
Онегина и Татьяны, контраст между героем и героиней, обусловленные этим
драматические коллизии).
Подобно Онегину, подобно Ленскому, Татьяна-исключение из своей среды и
подобно им — «исключение типичное» (термин историка В. О. Ключевского в
отношении Онегина). Она — также представительница новой, молодой России. Как
и Онегин, который «для всех… кажется чужим» и сам ощущает эту свою
чуждость («Для всех чужой» -письмо Татьяне), «она в семье своей родной
казалась девочкой чужой» и мучительно ощущает это: «Вообрази: я здесь одна,
никто меня не понимает» (письмо Онегину). Татьяна полюбила Онегина потому,
что, как говорит поэт, «пора пришла», но не случайно, что полюбила она
именно Онегина. Вместе с тем характер Татьяны сложился совсем в другой
общественной среде, развился совсем в иной обстановке, в иных условиях,
нежели характер Онегина. Татьяна, по словам поэта, — «русская душою, сама не
зная почему». Но читателям Пушкин полностью раскрывает, почему это так.
Татьяна (самое имя которой, впервые «своевольно» вводимое Пушкиным в большую
литературу, влечет за собой непременные ассоциации «старины иль девичьей»)
выросла, в полную противоположность Онегину, «в глуши забытого селенья» — в
атмосфере русских народных сказок, поверий, «преданий простонародной
старины».