). В переполняющей последующие главы
«Евгения Онегина» то явной, то скрытой полемике с этими сторонами творчества
Байрона — его «унылым романтизмом», «безнадежным эгоизмом» его
героев-индивидуалистов — Пушкин утверждает себя, свой взгляд на мир и людей,
свой новый творческий метод. О том же, как далеко отходит Пушкин от Байрона
к концу работы над «романом в стихах», яснее всего говорит его собственное
признание, что глава о путешествии Онегина — по форме — пародия на сводившие
его с ума лет десять назад и продолжавшие сводить с ума огромную часть его
современников, как в России, гак и на Западе, «Странствования
Чайльд-Гарольда».
Метод объективного изображения героя, осуществляемый Пушкиным
посредством целого ряда тонких художественных приемов, дает себя знать с
первых же строф «Евгения Онегина». Вместо традиционно описательной
экспозиции роман открывается как драматическое произведение — внутренним
монологом Онегина. Из этого короткого монолога сразу же выступают
отличительные черты его характера. Это — человек острой и трезвой мысли,
эгоист, скептик, даже циник, превосходно разбирающийся в «низком коварстве»
— лжи и лицемерии патриархальных семейных связей и отношений. Подлинное
отношение Онегина к умирающему дяде ясно из первых же его слов,
перефразирующих строку известной басни Крылова «Осел»: «Осел был самых
честных правил». И вместе с тем Онегин считает себя вынужденным подчиниться
этим сложившимся патриархальным связям, то есть, в свою очередь, лгать и
лицемерить, сетуя лишь на сопряженную с этим скуку. Таким предстанет нам
«главное лицо» романа и в один из самых ответственных моментов его жизни — в
эпизоде дуэли с Ленским. Онегин сам прекрасно понимает, что он был неправ,
зло подшутив над «робкой, нежной» любовью пылкого, восторженно-наивного
поэта, к которому искренне, «всем сердцем» привязался. Но он находится во
власти того самого «общественного мненья», предрассудков дворянской среды,
всю ничтожность которых он полностью сознает: не только принимает вызов на
дуэль, но и дерется со всем ожесточением — убивает друга.
Предоставив сперва слово герою, поэт вслед за тем вступает в свои
права, берет слово сам. В романтической поэме при обрисовке характера
Кавказского пленника Пушкин намекает на некое «грозное страданье», с которым
пришлось померяться силами герою, на «бурную жизнь», которой он «погубил
надежду, радость и желанье», заинтриговывая этим читателя, но не давая
сколько-нибудь ясного представления о причинах утраты героем
«чувствительности сердца», «преждевременной старости» его души.
В
противоположность этому в романе в стихах поэт с самого начала ставит перед
собой и последовательно осуществляет задачу: «отыскать причину» такого
душевного состояния героя-современника, добавляя, что это «давно бы»
следовало сделать. Он никак не романтизирует это состояние, а наоборот,
снимает с него ореол романтической «мировой скорби», дает ему гораздо более
прозаическое обозначение — «скуки», «хандры», рассматривая его как нечто
ненормальное, болезненное, как некий общественный «недуг», связанный не с
неведомыми и «безыменными страданьями», а с конкретными условиями реальной
отечественной действительности: «русская хандра».
Из рассказа о прошлом Онегина, сразу же прикрепляемого к точно
определенной общественной среде, — столичному («родился на брегах Невы»)
дворянско-светскому обществу, читатель узнает, как постепенно складывался
характер героя: узнает о беспорядочной семейной обстановке и быте
родительского дома мальчика Евгения, об его уродливом воспитании на
иностранный лад, его возмужалости, суетном и бесплодном светском
существовании. Читатель видит, что никаких «несчастий» с Онегиным не
происходит. Наоборот, «забав и роскоши дитя», он проводит время «среди
блистательных побед, // Среди вседневных наслаждений». Словом, в
обстоятельствах его жизни не было решительно ничего романтически
исключительного; напротив, они были сугубо типичными для людей данного
общественного круга. Типические обстоятельства сложили и типический
характер. Типичность характера Онегина сразу, при знакомстве с первой же
главой пушкинского романа, бросилась в глаза современникам поэта. Онегиных,
подчеркивал в рецензии на первую главу один из критиков, «встречаем дюжинами
на всех больших улицах». «Я вижу франта, который душой и телом предан моде —
вижу человека, которых тысячи встречаю наяву, ибо самая холодность и
мизантропия теперь в числе туалетных приборов», — писал Пушкину А. Бестужев.
Однако романтик Бестужев не понял всей реалистической сложности «главного
лица» пушкинского романа в стихах.
Онегин — не просто «франт», «молодой повеса». Сам Пушкин неоднократно
отзывается о своем герое иронически. Но своеобразный лиро-иронический тон —
характерная особенность всего пушкинского романа в стихах, свидетельствующая
о выходе Пушкина на совершенно самостоятельный творческий путь, об его
способности критически отнестись и к самой действительности, и к
существовавшим до этого традиционным (в частности, и в особенности, —
романтическим) способам и приемам ее литературно-художественного отражения.