В то время моему отцу было пятьдесят два года. Немногие римляне доживают до таких лет, но отец, вдобавок, был худощав, быстр и силен, как и в молодые годы. Даже я бы поостерегся лезть на эту кручу, а отец быстро преодолел склон и исчез за его гребнем. Элий недоуменно посмотрел на меня, я ответил ему таким же взглядом, и центурион велел своим преторианцам смотреть за дорогой. Посылать людей вдогонку убегавшим пращникам Элий не стал — было поздно.
Время тянулось медленно, я нетерпеливо топтался у повозок, размышляя, зачем понадобилось отцу взбираться наверх. Похоже, что Элий думал о том же, но молчал. Солдаты поглядывали на дорогу, мы — тоже; но на обеих ее сторонах не было ни души, только трупы.
Отец появился, когда терпение мое стало подходить к концу, и я уже стал подумывать, не взобраться ли наверх и мне. Отец спустился куда медленнее, чем взбирался, при этом порвал тунику и ободрал руки, но смотрел весело.
— Смотрите! — Он подвел нас с Элием к давешнему рисунку на плите и кончиком кинжала соединил края дуги ровной линией. — Это расщелина, выходит на оба края дороги. Узкая, но по пройти ею можно. Теперь понятен их замысел?
— Мы в ловушке! — мрачно сказал Элий. — На кого бы мы не напали, вторая группа быстро пройдет по расщелине и ударит нам в спину.
— Поэтому и выбрано это место, — подтвердил отец. — У них умный главарь.
Удивительно, но, несмотря на плохую новость, выглядел отец довольным.
— Что будем делать? — спросил Элий.
— Нападем! Прямо сейчас! Пока не опомнились…
— ?
— У разбойников умный главарь, но плохие солдаты, — улыбнулся отец.
— Они не знали, что у нас есть лучник и растерялись от неожиданных потерь. Будь это легионеры, центурион послал бы солдата к главарю узнать, что делать дальше, только и всего. Но они отправились за указаниями разом.
— Все?.. — просветлел лицом Элий.
— Сейчас они там, — отец указал вперед. — Разбираются с главарем. Я ждал, пока мимо пройдет последний разбойник. Это не легионеры и спорить будут долго. Но нам не следует ждать.
Я помог отцу застегнуть панцирь. Отец велел Юнию и раненому Постуму охранять повозки (как я понял, от них было бы мало проку в предстоящем бою), остальные выбрались на дорогу и вслед отцу быстро пошли по левой обочине. Здесь не было плит, влажная земля гасила звук кованных железом солдатских калиг, и я еще раз подивился находчивости отца. Перед поворотом префект выстроил преторианцев в шеренгу, указав мне место позади ее.
— Поднимешься на склон и стреляй! — велел. — Каждая стрела должна попасть! Разбойников много… Вспомните, чему вас учили, — обратился отец к преторианцам. — По моей команде бросаем пилумы, потом — в мечи! Вперед!
Разбойники не догадались поставить у поворота стражу, поэтому появление преторианцев их ошеломило. Не давая врагу опомниться, наша шеренга побежала вперед, затем по команде замерла и солдаты метнули пилумы.
Когда в битве сходятся два войска, пилумы бросают в щиты. Наконечник застревает в них, и враг вынужден щиты бросать. Не у всех разбойников были щиты, многие не успели ими загородиться, поэтому стальные наконечники ударили не в дерево, а живую плоть. Вопль боли и отчаяния раздался из пестрой толпы разбойников, солдаты в ответ взревели и, обнажив мечи, бросились на врага. Удар их был стремителен и страшен. Заученным движением щита преторианцы отбивали направленное в их сторону оружие и с размаху кололи гладиусами. Разбойники подались назад и стали отступать, оставляя на дороге недвижимые тела. Я увидел на левом склоне невысокий уступ, взобрался на него и натянул тетиву. Я не выбирал цели; разбойники стояли настолько плотно, что каждая стрела находила жертву. Расстреляв весь запас, я спустился на дорогу, подобрал брошенный кем-то из разбойников щит и побежал к своим.
— Возьми копье и охраняй расщелину! — велел, увидев меня, отец. Он стоял позади преторианцев с пилумом в руках, время от времени ловко ударяя им между преторианских щитов. — Вдруг не все разбойники с того конца дороги пришли…
Мне хотелось сражаться рядом с преторианцами, но спорить не приходилось. Успокоив себя мыслью, что сегодня я убил врагов не меньше, чем любой из солдат, я побрел к расщелине. Разумеется, там никого не было, и я повернулся лицом к кипевшему неподалеку бою.
Отец выбрал правильную тактику. Шеренга преторианцев преградила дорогу от края до края, разбойники не могли проскользнуть по обочине и зайти солдатам с тыла. Одновременно враг был не в состоянии использовать свое большое число: с солдатами сражался только первый ряд разбойников, те, что толпились за их спинами, только мешали. Отец следил, чтобы строй солдат не нарушился; если кто-либо из преторианцев увлекался и прорывался вперед, префект возвращал его обратно. На дороге валялось уже с полтора десятка убитых разбойников, а наши солдаты все как один были в строю. Присмотревшись к убитым, я понял причину. Редко на ком из разбойников была кольчужная лорика, многие вообще носили короткие кожаные нагрудники и небольшие круглые щиты. Преторианцы были одеты в стальные сегментные панцири и кольчужные передники, защищавшие их от плеч до паха, их большие овальные щиты не позволяли нанести удар по рукам, а кованые шлемы с гребнями надежно укрывали головы. К тому же разбойники не могли сравниться с солдатами императорских когорт в искусстве владения мечом.
К тому же разбойники не могли сравниться с солдатами императорских когорт в искусстве владения мечом. «Зря отец назвал главаря разбойников умным, — подумал я. — Надо быть дураком, чтоб выйти с таким вооружением против римских солдат».
Над дорогой стоял запах крови и внутренностей. Преторианцы кололи гладиусами в незащищенные животы разбойников, широкие лезвия вспарывали брюшины; кишки вываливалось наружу. Солдаты топтали все это калигами — там, где прошли преторианцы, кроваво-черное месиво покрывало каменные плиты дороги густым слоем. В месиве ползали еще живые разбойники, некоторые в предсмертных судорогах пытались собрать свои кишки и затолкать их обратно. Над дорогой стоял звон мечей, тяжело бухали в щиты дубины и топоры, вопили раненые, остервенело кричали, сшибаясь в схватке, преторианцы и разбойники.