— А догнать вас я не смогу при всем желании, — закончила она. — Если, конечно, делать интервал в час-полтора, как сэр Макс предлагал.
— Тогда я пошел, — Гуриг поднялся и взвалил на плечи рюкзак. — Сколько можно переливать из пустого в порожнее?! Надеюсь, когда мы встретимся, вы будете раздражать меня гораздо меньше, господа.
— Пожалуйста, будьте очень осторожны, — хмуро сказала Лаюки. — Если сломаете ногу или свернете шею, мне придется перерезать себе глотку. Папаша, дырку в небе над его могилой, умудрился привить мне совершенно нелепые, дикарские представления о профессиональной чести телохранителя.
— Именно поэтому я и сделал тебя доверенным телохранителем. — Гуриг отвесил ей шутовской поклон. — Только поэтому, ясно тебе?
Лаюки побледнела, но смолчала. Великое дело — выучка.
— Вы бы, что ли, пожрали на дорожку, — предложила она, когда Гуриг скрылся из виду. — Потом не до того будет.
— А я чем, по-твоему, занимаюсь? — хмуро спросил Моти, вгрызаясь в очередную кость. — Не переживай, скоро все сожру и стану таким же жирным кабаном, как ты. Будем с тобой сладкая парочка…
— Забываешься, — коротко рыкнула она, и свирепый Магистр притих. Сетовал, что совсем не может себя контролировать, а все же умел остановиться вовремя, как только понимал, что угроза получить по башке перестает быть умозрительной абстракцией.
Мне вдруг стало жаль Лаюки. Она по-прежнему страшно меня раздражала, но я уже привык к этому чувству и вполне мог его игнорировать. А Гуриг и Моти — вот же мерзавцы! — не потрудились взять себя в руки и не обижать понапрасну своего лучшего друга. Особенно Моти. Я очень не люблю, когда женщин попрекают их физическими недостатками. По мне, лучше уж ударить — все не так больно получится. Как ни крути, а Лаюки действительно уж слишком огромная, никуда от этого не денешься. Но другого тела у нее нет, и лучше бы не указывать человеку на изъяны, которые он не в силах устранить, — так мне, по крайней мере, казалось.
— Не обращай внимания, Лаюки, — я сделал над собой усилие, чтобы говорить дружелюбно. — Ты очень хорошая, я это даже сейчас понимаю, несмотря на это грешное болото и все, что оно с нами вытворяет.
— Спасибо, — сухо сказал она. — Если мы доживем до вечера, повтори это, пожалуйста, еще раз. Скажем, перед сном. Мне будет приятно. Мне и сейчас было бы приятно, если бы твой голос не приводил меня в бешенство. Понимаю, что ты тут ни при чем, поэтому держу себя в руках, но уж и ты, будь добр, пощади мои нервы!
Я с трудом сдержал желание швырнуть в эту неблагодарную тварь камень или хоть сапог. Но ведь сдержал же!
Часа полтора мы провели в тягостном молчании — оно, впрочем, и к лучшему. Наконец Лаюки пристально поглядела на Моти.
Наконец Лаюки пристально поглядела на Моти.
— Пора, — лаконично сказала она.
— Сам знаю, — проворчал тот. — Береги свою жирную задницу, Лаюки. Другой такой нет во всем Соединенном Королевстве. Если увидимся вечером, можешь меня отколошматить: заслужил. Но знала бы ты, как я жалею, что не могу выписать тебе пару затрещин авансом…
— Ты не о том думаешь, — строго сказала Лаюки. — Думай о тех, кто на корабле. О своем начальстве. Если уцелеем, колошматить будем не друг друга, а этих бездельников, дубина ты этакая, ясно?
— Спасибо, что напомнила, — оживился Моти. — Действительно, славное развлечение Гуриг придумал. Надо иметь это в виду…
Удивительное дело, но он покинул нас, пребывая в куда более благодушном состоянии, чем я смел рассчитывать. То ли идея придумать внешнего врага оказалась настолько удачной, то ли Магистр Моти потрясающе быстро учился мудреному искусству самоконтроля, мне бы так!
Мы с Лаюки еще какое-то время сидели молча. Потом она поставила на огонь котелок.
— Чаю-то выпьешь на дорожку?
— Как скажешь, — я пожал плечами. — Чаю так чаю. В процессе наверняка выяснится, что тебя раздражает, как я хлюпаю и глотаю, но попробовать можно…
— Ничего, потерплю, — вздохнула она. — Не так уж долго осталось. Потом, одной-то мне полегче будет… Собственно, я должна извиниться. Ты как-то очень хорошо и по-человечески поступил, когда сунулся меня утешать. И, честно говоря, я не очень понимаю, как тебе это удалось. Тут в драку бы не полезть, а уж утешать кого-то — немыслимо! Наверное, эти твои дыхательные техники очень хороши. У кого ты учился?
— Сэр Лонли-Локли был столь любезен, что показал мне эти упражнения, — церемонно сообщил я.
— А, бывший Безумный Рыбник?.. Странно. В Ордене Дырявой Чаши, где он начинал свою карьеру, дыхательным техникам уделяли не слишком много внимания. Вернее, вовсе никакого…
— При чем тут Орден? Его Джуффин учил. А как, ты думаешь, Безумный Рыбник стал «бывшим»? Такие вещи сами собой не происходят.
— Ага, — коротко вздохнула Лаюки.
Молчание, видимо, ее тяготило, потому что какое-то время спустя она заговорила снова:
— Меня действительно смертельно раздражает твой голос, сэр Макс. Не только сейчас, у болота, а вообще. Просто потому, что это голос мужчины, которому я не нравлюсь — и не могу понравиться. Я таких нутром чую и невольно отвечаю глубокой неприязнью. Это, как мы с тобой понимаем, самозащита: трудно быть нелепой великаншей и при этом обладать таким любвеобильным сердцем, как у меня, вот и спасаюсь как могу. Ты тут, сам понимаешь, не виноват, так что не бери в голову. Я хочу помириться с тобой прямо сейчас, до того, как мы перейдем через болото, потому что ты того стоишь. Ты молодец: и у ведьмы этой нас спас, и сейчас держишься на удивление хорошо, да и зверь из тебя получился прекрасный, жаль, что ты ничего не помнишь…