— Но как вы решились? — спросила Лаюки. Она, надо понимать, прониклась уважением к ученому званию отшельника и теперь обращалась к нему на «вы».
— Я понимаю, вам было очень интересно… Но девяносто лет не видеть людей!..
— Ну, положим, я никогда не отличался чрезмерной общительностью, — Отшельник пожал плечами, всем своим видом демонстрируя презрение к мирской суете. — И потом, вы, барышня, кажется, не понимаете, сколь высоки ставки! Я был совершенно уверен — впрочем, почему «был», я до сих пор так думаю, — что, педантично соблюдая все обряды и обычаи Отшельников, в один прекрасный день я обрету силу, в поисках которой они, собственно, и удалялись от мира.
— Вот как! — Король хлопнул себя по коленке, глаза его горели. — Значит, вы знаете, ради чего они все это проделывали?
— В рукописи не было точного ответа на этот вопрос, — уклончиво сказал профессор Тимботи. — Вернее, там вовсе не было никакого ответа. Но автор дневника рассказывает, что в один прекрасный день его брат исчез, зато стены хижины еще несколько лет испускали янтарно-желтое сияние, да такое яркое, что по ночам там можно было обходиться без лампы. Он описывает еще некоторые удивительные перемены: травы на огороде разрослись до размеров деревьев, созвездия над садом немного изменили очертания, а на месте снесенного забора на рассвете возникала стена тумана — правда, к полудню она обычно рассеивалась… Много, очень много невероятных, необъяснимых подробностей! Достаточно, чтобы… — От полноты чувств он запнулся и умолк.
— Ничего себе! — Магистр Моти покачал головой. — Вот, значит, каких перспектив мы вас лишили! Как минимум, отодвинули все еще на девяносто лет… Да, теперь я понимаю, почему вы так рассердились!
— Как ни крути, но вы действительно оказались просто орудием судьбы, — горько вздохнул ученый. — Моей злой, несговорчивой судьбы. Если уж она решила расстроить мои планы — что ж, не вы, так кто-то другой непременно вторгся бы в мои владения.
— Но если бы за эти годы вы действительно научились ничего и никого не замечать… — задумчиво сказала Лаюки. — Я имею в виду, не делать вид, а действительно не замечать, — тогда наше вторжение мало что изменило бы.
Профессор мрачно на нее покосился, но возражать не стал.
— Мне кажется, важно, чтобы все было по-настоящему, — настаивала Лаюки. — Если после шестидесяти семи лет уединения вы вышли из себя из-за такого пустяка, как сломанные ворота, значит, вы с самого начала что-то делали не так. Перечитайте свои бумаги, подумайте: какая-то самая важная информация там отсутствует, потому что есть вещи, недоступные даже самому внимательному наблюдателю. Я не просто так болтаю, я знаю, о чем говорю… Впрочем, ладно. Простите. Я не хотела вас огорчать.
— Ничего, — язвительно буркнул Отшельник. — Одним огорчением больше, одним меньше — не стесняйтесь, валяйте.
Тем не менее он накормил нас вкуснейшим ужином и гостеприимно предложил расстелить спальные мешки в его саду. Собственно, можно было спать и в доме, но ночь выдалась на редкость теплая и ароматная, поэтому мы устроились на травке, среди плодовых деревьев и цветущих кустов.
Я отправился спать первым: очень уж устал. К тому же история профессора Тимботи показалась мне скорее забавной, чем по-настоящему интригующей, так что я не жаждал выслушать ее во всех подробностях. Древняя тайна Отшельников представлялась мне высосанной из пальца: какой-то нелепый, вымороченный путь к силе, которая тоже не очень понятно, зачем нужна. Еще и глаз себе для этого выкалывать надо, как будто одним глазом человек действительно видит меньше, чем двумя, и оттого реже отвлекается от самосозерцания — чушь собачья…
Мое тогдашнее легкомыслие вполне объяснимо: у меня-то этой самой волшебной силы было хоть отбавляй, досталась она мне, можно сказать, даром — я даже захотеть не потрудился.
Поставить себя на место людей, которые хотят стать могущественными колдунами, а у них это не получается, я не мог, да и не слишком хотел. Могущество — скорее способ здорово усложнить жизнь, чем удовольствие, так мне в ту пору казалось.
Какое-то время спустя Король и Магистр Моти тоже покинули поле интеллектуальной битвы. Расстелили свои спальные мешки неподалеку от меня, некоторое время спорили насчет оставшейся в хижине Лаюки. Гуриг утверждал, что к утру она обратит профессора Тимботи в свою веру и безотлагательно примется обучать его воинским искусствам; Моти ставил сотню корон, что на рассвете наш Отшельник придет просить ее руки. Я пожал плечами: охота же двум взрослым людям глупости говорить?! — и уснул с легким сердцем.
Оба, и Король, и Моти, к слову сказать, ошиблись в своих прогнозах. Поутру профессор не выказывал ни малейшего намерения жениться на Лаюки; тяги к изучению боевых искусств он тоже не проявлял. Но настроение его явно исправилось. Он больше ни слова не сказал о тайнах древних Отшельников, зато сварил нам большой кувшин камры, насвистывая под нос какую-то неизвестную мне, но чертовски прилипчивую мелодию, потом отправился в погреб и вынес оттуда мешок съестных припасов. Вручил нам, ухмыляясь: «А то вы вчера что-то мало награбили», возражения слушать не стал. От нашего предложения задержаться и помочь ему починить ворота снисходительно отмахнулся: «Все равно ведь не умеете!» Проводил нас до тропинки, отвесил почти шутовской поклон (Король, впрочем, объяснил потом, что такие манеры были в моде в самом начале Эпохи Кодекса) и долго еще стоял, скрестив руки на груди, глядел нам вслед, думал о чем-то.