Я застонал от отчаяния. Моти истолковал мой стон по-своему:
— …теперь все будет хорошо. Наверняка в этом дворце есть отличные знахари; кстати, после обеда нужно будет узнать, кто теперь занимает должность Придворного Целителя… В любом случае мы обязательно найдем способ тебя вылечить. Скверно, конечно, что тебе всякая ерунда мерещится. Но я-то тебя знаю, ты парень что надо, если захочешь, возьмешь безумие под контроль, верно?
— То есть дела обстоят так: вы все «вернулись домой», а мне при этом мерещится ерунда, — покорно повторил я. — Ну-ну… Ладно, как скажешь. Возьму безумие под контроль, если так надо. Мне не жалко.
— Вот и славно, — обрадовался Моти. — Ты молодец, сэр Макс. Даю слово, скоро с тобой все будет в порядке.
Я похолодел. Когда явный псих твердо обещает, что с тобой все будет в порядке, — жди беды.
— А теперь я хочу вернуться в пиршественный зал, — объявил Моти. — Идем, сэр Макс. Я от души надеюсь, что ты сможешь вести себя так, будто все в порядке. Зачем портить Гуригу первый день под родным кровом? А завтра, если печальные видения по-прежнему будут омрачать твой разум, мы подумаем, как тебе помочь. В крайнем случае мы можем отправить тебя к сэру Джуффину. Уж он-то разберется, правда?
Больше всего на свете я хотел бы по-прежнему думать, что меня разыгрывают, но не слишком ли достоверная игра для непрофессионального актера? Да и прочие участники представления хороши.
Лучше просто некуда.
— Да уж, Джуффин, пожалуй, действительно разберется, — согласился я и поплелся за Моти в убогую каморку, которую тот называл «пиршественным залом». Наше объяснение так меня оглушило, что пытаться продолжать разговор было совершенно бесполезно. Надо сперва осмыслить происходящее и изобрести хоть какой-то план действий. Оба пункта программы представлялись мне почти невыполнимыми, но тут уж придется постараться. Кроме меня, кажется, некому.
Торжественная трапеза тем временем продолжалась. Гуриг и Лаюки получили добавку и продолжали уписывать за обе щеки серую кашицу. Ведьма встретила нас тревожным взглядом, но Моти немедленно уселся рядом с нею, накрыл ладонью смуглую узкую лапку, принялся любезничать, так что ей стало не до меня. Язанял свое место и принялся изучать обстановку.
Немного понаблюдав за присутствующими, я окончательно понял, что от мысли о розыгрыше надо отказаться, сколь бы привлекательной она мне ни казалась. Спутники мои были совсем плохи. Гуриг продолжал восторженно лепетать что-то о доме, который все мы якобы обрели, а Магистр Моти, кажется, вовсе забыл о нашем присутствии: теперь он изливал на муримахскую ведьму какие-то лирические откровения; та помалкивала, но слушала с явным удовольствием. Леди Лаюки имела вполне пришибленный вид; мерзкую кашу сливочным тангом не называла, зато уважительно величала «паштетом», якобы изготовленным по рецепту ее собственной прабабушки. Плохо, конечно, что я слишком недолго знал своих спутников и не мог определить, какие отклонения от нормы для них более-менее в порядке вещей, а когда надо начинать бить тревогу. Впрочем, даже моего скудного житейского опыта хватило, чтобы понять: все они ведут себя как идиоты — бедные, околдованные, привороженные идиоты.
Ага. Именно что привороженные.
Не зря, ох не зря отказался я от компота! Похоже, опоили нашу компанию каким-то ядреным приворотным зельем, от которого склизкая каша изысканным лакомством кажется, а чужая убогая лачуга — родным домом. Вернее, дворцом. На меньшее мы, надо понимать, не согласны… Что касается Магистра Моти, он еще и любовную лихорадку подцепил; впрочем, как раз это вполне могло случиться и без ворожбы: ведьмочка-то действительно хороша. В отличие от каши и всего остального.
Чем дольше я сидел в их компании, тем яснее осознавал ужас нашего положения. Если бы такое произошло, скажем, с кем-то из моих приятелей во время отпуска, я бы решил, что дело плохо, но поправить его проще простого: уменьшить живого человека, спрятать его в пригоршню, между большим и указательным пальцами, и унести в таком виде хоть на край земли — это для меня пара пустяков. А уж пациента к знахарю доставить таким способом — милое дело, не о чем и говорить.
Но я путешествовал по Муримаху не с друзьями-приятелями, а с Его Величеством Гуригом Восьмым, который прибыл сюда для исполнения какой-то невнятной и, кажется, очень важной миссии; на колдовство был наложен строжайший запрет, нарушение которого, если я все правильно понял, грозило Соединенному Королевству тайфунами, наводнениями, ураганами и прочими крупномасштабными неприятностями. Рисковать не хотелось. В таких обстоятельствах я даже зов Джуффину отправить не смел. В то время я шагу сделать не мог без его совета, но тут решил: придется пока обходиться собственным слабым умишком. В утешение я пообещал себе: если обнаружится, что иного выхода нет, махну на все рукой и… Но пока придется подождать. Вдруг уже к утру ребята придут в себя, без дополнительных усилий? Хорош я буду в таком случае со своими дурацкими чудесами…
Надежды мои были подкреплены житейским опытом. Теоретически, в идеале, приворотные зелья должны бы поражать жертву на всю жизнь, но я знал: на практике обычно оказывается, что срок их действия — несколько часов, в худшем случае — сутки.