Все дело, как я понимаю, в Кодексе Хрембера: без применения запрещенных заклинаний ничего кроме слабого любовного «компота» не сваришь, а в Холоми сидеть не так уж много охотников даже среди безнадежно влюбленных.
Размышляя об этом, я терпеливо дождался конца ужина. Покончив наконец с кашей, Гуриг произнес прочувствованную речь о сладостном ночлеге под родным кровом и рухнул на травяной тюфяк у стены. Лаюки, растерянно озираясь по сторонам, встала из-за стола и уселась у ног своего повелителя. Магистр Моти подхватил ведьму под локоток и направился к выходу; по пути он дружески мне подмигнул, шепнул: «Держись, сэр Макс, все будет хорошо» — и увлек даму сердца в благоухающую тьму сада.
Я решил воспользоваться моментом и поговорить с Лаюки. Весь вечер она была сама не своя, время от времени разговоры об «обретенном доме» вызывали у нее некоторое удивление, она даже возражать пару раз пыталась — на мой вкус, чересчур нерешительно, но все-таки! Я к этому времени как раз вспомнил, что «компота» она выпила куда меньше, чем Гуриг с Моти, только попробовала, нет ли там отравы, и все. Может быть, поэтому?..
Словом, это железо следовало сперва ковать, а уж потом разбираться, насколько оно горячо. Хуже-то, пожалуй, не будет.
— Надо бы нам с тобой поболтать, леди Лаюки, — приветливо сказал я, усаживаясь рядом с нею на пол, у ног спящего Короля.
— О чем? — вяло спросила она. — Об очередной любовной интрижке Моти? Ну так меня этим давно уже нельзя удивить. Стоит ему выйти за порог Иафаха, и первая же красотка может начинать вить из него веревки. Иногда это затягивается надолго, дня на три. Но обычно одного вечера бывает вполне достаточно. Так что…
Я, признаться, сперва оторопел от неожиданности, но быстро взял себя в руки.
— Да пусть себе делает что хочет. Я о другом тебя собираюсь спросить.
— О чем? — Теперь она глядела на меня настороженно, исподлобья.
Я не знал, как начать, но собрался с духом и выпалил:
— Пожалуйста, посмотри по сторонам и скажи мне: что ты видишь?
Реакция ее оказалась для меня полной неожиданностью. Огромная Лаюки сжалась в комочек — так, что на какое-то мгновение действительно показалась мне крошечной девочкой, — шмыгнула носом и спросила:
— Так ты заметил, да?..
Я решил, что обрел единомышленника, чуть не умер от радости и облегчения и уже собирался заключить ее в объятия, но тут она упавшим голосом закончила:
— Ты заметил, что со мной не все в порядке?
Я понял, что объяснение предстоит долгое, мучительное и не факт, что результативное. Но попробовать в любом случае стоило. Я набрал побольше воздуха в легкие и начал:
— Я заметил, что не все в порядке, но не с тобой. Вернее, не только с тобой. Как я понимаю, все было хорошо, пока мы не пошли купаться. Потом стало очень скверно. Хуже некуда, честно говоря.
— Да-да, после купания… — пробормотала она. — Именно после… Но я думала, что хорошо держусь, а ты заметил. Как?
— Пожалуйста, — попросил я, — расскажи мне сначала, что ты видишь вокруг? А потом я объясню, как и что заметил. Только не нужно ничего выдумывать, ладно? Я же не хмырь какой-нибудь посторонний, я — Макс, я «свой», я ведь, даже когда в ягуара превратился, не стал на тебя нападать, помнишь?
— Ага, только ветчину забрал, — слабо улыбнулась она.
— Помню, конечно.
— Ты ведь профессиональный телохранитель, — добавил я. — У тебя интуиция должна быть о-го-го! Ты же чувствуешь, когда рядом неправильный человек. А я — правильный. Мне все можно рассказать по секрету, и я тебя не выдам, правда-правда. Ну? Неужели не веришь?
— Не знаю, — вздохнула Лаюки. — Ладно, сэр Макс, ты меня раскусил. Но все не так плохо: я, конечно, тоже вижу этот прекрасный дворец и прекрасно понимаю, что сейчас мы с тобой сидим у дверей Королевской спальни, но иногда мне мерещится, что…
Она шмыгнула носом — совершенно по-детски — и умолкла.
— Что тебе мерещится? — нетерпеливо спросил я. — Лаюки, что именно тебе мерещится? Скажи, пожалуйста. Это очень важно. От этого зависит безопасность Короля, я уже не говорю об успехе нашего похода…
— Конечно, — обреченно кивнула Лаюки. — Человек, страдающий галлюцинациями, не может оставаться телохранителем Короля, я понимаю… Ладно, ты прав, сэр Макс. От меня, наверное, воняет безумием, как кошачьей мочой на заброшенной ферме… Так вот, иногда мне мерещится, что этот дворец — жалкая лачуга, а сейчас я почти явственно вижу, что Король валяется на полу, как портовый нищий, хотя я же знаю, что он у себя в спальне, на ложе, под шелковым одеялом…
На этом месте она не выдержала и заплакала, да и я чуть не прослезился — от облегчения. Все-таки Лаюки оказалась крепким орешком. Мне бы еще убедить беднягу, что ее «галлюцинации» — и есть самая что ни на есть правдивая картина мира.
— А теперь, — попросил я, — успокойся и послушай меня очень внимательно, Лаюки. Во-первых, у меня есть хорошая новость: никаким безумием от тебя не пахнет. И вторая новость тоже ничего себе: мы действительно находимся в хижине, а не во дворце. В хижине «забавной муримахской ведьмы» — так говорил о ней Король, когда мы шли по лесной дорожке, вымощенной желтыми кирпичиками, помнишь?