Доктор Мокимото, довольный, улыбался, потирая руки:
— Вот проказники, убежали! Неужели они смогли сами преодолеть такое препятствие? Как мы мало их знаем, Вера! Если они способны на такое, то киношники в чем-то правы. Мы с тобой вторглись в святая святых природы — на миллионы лет ускорили естественный ход развития. У меня у самого начинают возникать чудовищные фантазии. Немедленно на розыски! Куда они могли уползти?
— Только к свету. На Большую поляну.
Десять завриков они действительно нашли на поляне, но пятнадцать где-то затаились или уползли в густую траву.
Через поляну, широко улыбаясь, шел завхоз Айко Такахаси.
— Я знаю, кого вы ищете, доктор, и ты, Вера. Только советую вам не тратить столько усилий.
Только советую вам не тратить столько усилий. К закату солнца все они соберутся вон на ту песчаную полянку. Не смотрите на меня так, доктор. Вот увидите, все соберутся. Они такие забавные и очень любят солнце, а утром их загон всегда находится в холодной тени. Вот я и выпускаю их погулять. А вечером они собираются все на полянке. — Завхоз смущенно засмеялся: — Мне кажется, что эти живые кустики узнают меня. Вот только сейчас один из них ковылял за мною… — Айко Такахаси осекся под гневным взглядом доктора Мокимото и стоял, пожимая плечами и виновато улыбаясь.
Доктор Мокимото сказал:
— Айко Такахаси! Вы мой заместитель по части хозяйства института…
— Да, конечно, доктор…
— Не перебивайте меня, Айко Такахаси!
— Не буду.
— «Не буду», а сам перебил, и. нить моих мыслей запуталась. Да вы, как никто, знаете все инструкции и нарушили главную из них…
— Да, доктор. И сердце мое в печали, когда я вижу, как вы разгневаны и как огорчена Вера. Я забыл, что нельзя поддаваться велению сердца, если инструкция не позволяет этого. Прошу великодушно извинить.
Доктор Мокимото замахал руками:
— Хорошо, хорошо, Айко Такахаси. Чем говорить такие жалкие слова, давайте собирать беглецов.
Они собрали десять завриков. Пяти ходячих кустиков недоставало.
— Вот увидите, к вечеру все соберутся на эту поляну. Тут сильно нагревается песок, а они любят тепло больше всего. Тепло и влагу. — Помолчав, он спросил: — Что же это будет, если все растения начнут расхаживать по земле? И не кустики, а, скажем, пальмы, папайи и особенно криптомерии? Тогда нарушится порядок в мире, исчезнет красота лесов, парков, толпы глупых деревьев станут бродить с места на место. Пожалуйста, не делайте этого, доктор Мокимото!
— Не случится такого, Айко Такахаси.
— Верю вам, доктор Мокимото. Прошу извинить меня.
Вера отошла в сторону. До нее доносились только отрывки японских фраз, и она видела, как две фигуры в белом кланяются в пояс друг другу.
Перед закатом Вера снова вернулась на поляну, чтобы собрать оставшихся завриков и перенести на огороженную площадку. Хотя песчаный пятачок так и манил к себе, завриков там не было. Она поняла, что Айко Такахаси все это придумал, чтобы избежать гнева доктора Мокимото.
Вера сжала кулаки.
— Ну, попадись ты мне, противный человек! — сказала она. — Ехидный царедворец!
Прошуршала оттянутая ветка криптомерии. Вера оглянулась и увидела сконфуженную физиономию старика завхоза. Он глубоко вздохнул и сокрушенно причмокнул языком.
— Что же они не собираются, Айко Такахаси? — спросила Вера, хмуря брови.
— Сейчас я вам все объясню. Видите ли, Вера-сан, по всей вероятности, вы напугали их, и они сейчас сидят вот в этой траве, — он развел руками, — и слушают, как вы распекаете бедного пожилого человека.
— Я распекаю вас?
— Пока не вслух, но сколько горьких для меня слов сейчас гремит в вашей головке! Не правда ли? Ехидный царедворец — самое невинное выражение из тех, что вы припасли для меня.
— Прости меня, Айко Такахаси. — Вера протянула руку. — Ты прав. Плохие слова «гремели в моей голове», но пойми и ты…
— Я все понимаю, Вера. Я просто старый сентиментальный человек. Мне стало жаль деревца, и я выпустил их погулять. Ты не тревожься.
Ты не тревожься. Вера. — Он крепко пожал ей руку. — Они найдутся. Их надо искать на дорогах и полянах. Завтра с утра я этим займусь. Никуда они не денутся. А ты смотри веселей. Заврики — пустяк по сравнению с тем, что творится сейчас на свете, Вера. Осклизлая водоросль отравляет морские поля. Сегодня рано утром весь берег был усеян мертвой рыбой. А что передают по телевидению! Ужас берет, когда посмотришь на гигантских кальмаров или на еще более ужасных морских звезд. Правда ли, Вера, что все это дело наших рук и неразумных голов? Какую-то пружину мы испортили в природе, вот она и выдает нам чудовища. Не правда ли?
— Я согласна с тобой, Айко Такахаси. Такого мнения придерживается и учитель…
Пока они разговаривали, на поляне отполыхала короткая тропическая заря и настала чернильная ночь. Светляки заметались в невидимых ветвях. Светился мох, светились гнилые пни, создавая фантастическую феерию из голубого холодного света.
— Айко Такахаси! — испуганно позвала Вера, хотя знала, что бояться абсолютно нечего. — Где ты, Айко Такахаси?
— Здесь я, — глухим голосом ответил завхоз. Взяв Веру за холодную руку, он увлек ее за собой, направляясь к большой аллее.