— Вы опубликовали свое открытие?
— Ну что ты, Вера! Надо еще проверить.
— Так! Вы будете проверять бесконечное число раз, а в это время ваши идеи появятся в прессе, по каналам телевидения!
— Вера! Разве важно, кто первый?
— А разве нет?
— Нет, Вера.
Важно, чтобы люди узнали истину. Неважно, из чьих рук или уст. Тем более, что вопрос идет не о годах, а о часах, от силы — днях… Вот мы и дома. — Он нажал клавишу посадки.
Машина, дрогнув, стала сбавлять скорость и через минуту повисла над зеленым массивом леса и садов с зеркалами прудов и бассейнов для купания, словно выбирая место, куда бы сесть, затем стала по спирали спускаться на желтую посадочную площадку посреди зеленого луга. Цвет площадке придавала трава особого вида — также одно из созданий института.
Прыгнув в бассейн и вновь почувствовав необыкновенную легкость во всем теле, почти невесомость, Вера вспомнила напутственные слова синего компьютера:
«На Земле первые три дня постарайтесь чаще плавать, таким образом вы быстро адаптируетесь и скоро начнете забывать чарующее ощущение невесомости».
Было время занятий, и в бассейне не было никого из работников института. К Вере подплыл старый дельфин, который вот уже два года не выходил в океан, его одолевали какие-то дельфиньи болезни. В бассейне он следил за чистотой — сменял воду; он был также главным фонарщиком: зажигал и гасил свет на водной станции и на территории института, хотя для этой цели существовало электронное устройство. Доктор Мокимото распорядился отключить автоматику и освещение поручить дяде Жаку — так звали дельфина.
Дядя Жак поприветствовал Веру и спросил, почему она так долго не появлялась. Говорил он без помощи гидрофона очень плохо, зато понимал все отлично, и Вере пришлось рассказать ему о своем путешествии.
— Ну, а как твои дела? — спросила Вера. Дядя Жак подплыл к переговорному устройству, и голос переводчика из стеклянной кабины гулко разнесся над водой:
— Трудно желать лучшего, хотя по-прежнему болит позвоночник и по ночам ноет левый плавник, тот самый, что чуть было не откусила напрочь сельдевая акула. Вообще сельдевые акулы довольно безвредные твари, да эта, видно, уж очень была голодна.
— И тебе не скучно здесь одному?
— Разве я один? По правде говоря, мне иногда надоедают шумные компании
— мешают следить за мировыми событиями…
Вера вспомнила, что дяде Жаку установили телевизор с двумя экранами: подводным и надводным.
Дядя Жак продолжал:
— Опять появились гигантские кальмары Большого Барьерного рифа. Я не знаю, что и будет, если дело и дальше пойдет таким образом.
— Что ты имеешь в виду?
— Как что? Обстановку на Великом рифе. Ты разве не знаешь, что там местные Люди Моря боготворят кальмаров. Пора покончить с такими суевериями и уничтожить всех кальмаров!
— Ну, зачем же всех. Каждый имеет право на жизнь.
— Только не кальмары. Небольшие из них — прекрасная еда, а большие — чудовища, хищники, их самих следует уничтожать всеми способами, какие у вас есть.
— Так ты атеист, дядя Жак? — удивилась Вера. — Я еще не встречала дельфина-атеиста.
— Я верю только в силу разума, как и философ Хикару. Скоро Хикару вернется. Он отправился в большое путешествие с группой дельфинов из Америки. Они пересекли Атлантику, чтобы увидеть и поговорить с Хикару, слава о нем разнеслась по всему океану. Он в благодарность своим почитателям решил сопровождать их. Еще мне хочется сказать тебе о том шуме, что вызвала во всем мире ничтожная водоросль.
Вера уже хотела проститься с дядей Жаком, но задержалась, заинтересованная его последней фразой.
Она сказала:
— Синезеленая водоросль стала бедствием.
Еще мне хочется сказать тебе о том шуме, что вызвала во всем мире ничтожная водоросль.
Вера уже хотела проститься с дядей Жаком, но задержалась, заинтересованная его последней фразой.
Она сказала:
— Синезеленая водоросль стала бедствием.
— «Все беды проходят», говорит Хикару. Не следует обращать внимание на комочки слизи, надо идти своим путем…
Как дядя Жак ни упрашивал, чтобы Вера его выслушала, она извинилась и вышла из бассейна, сказав, что и у нее также «свой путь» и она должна идти этим путем, особенно не задерживаясь.
— Тогда иди, Вера! Хикару призывает уважать путь каждого из Людей Моря и Земли, но только не путь кальмаров, акул и косаток — вот кто наши враги, и с ними следует всегда бороться…
«Надо отрегулировать звук у гидрофона», — подумала Вера, подгоняемая голосом автомата… Не ей одной ежедневно приходило это в голову, но, выйдя из купальни, все забывали об этом, забыла и Вера, как только ступила в шумящую тишину сада. Она пошла быстро, почти побежала — так ей не терпелось поскорее очутиться среди своих растений, книг, приборов, где всегда сторожат ее оставленные там замыслы. Она всегда думает о своих начатых и предполагаемых работах, но вдали от привычной обстановки многое ее отвлекает, как бы неожиданно возникают другие интересы, иногда ей даже начинает казаться, что никакой она не ученый-биолог, исследователь сокровенного в природе, а удачливая дилетантка, ей просто всегда везет, не больше.
Она жила одна в небольшом коттедже с высокой оранжевой крышей. Тут находились ее несколько комнат и большой кабинет с электронным микроскопом, необходимым лабораторным оборудованием в высоких стеклянных шкафах и книгами. Книги занимали одну из стен и смежную комнату. Вера гордилась своей библиотекой, доставшейся ей от деда, тоже биолога. Книги в большинстве своем были старинные, текст оттиснут на целлулоидной бумаге, в громоздких переплетах, их надо было читать, а не слушать, как современные издания. В кабинете висели портрет деда, написанный маслом, и пейзаж Среднерусской низменности — с березками на первом плане и сиреневой лесистой далью. Под картинами стоял широкий, тоже дедовский диван с продранной кожаной обивкой. Сколько раз ее просил уважительный заведующий хозяйством Айко Такахаси заменить старую кожу на современное покрытие, — если она того пожелает, то фактура останется такой же, будет «под кожу» и лучше самой лучшей кожи. Однажды Вера, поблагодарив Айко Такахаси, рассказала, что в детстве в этом диване жили мыши и она любила слушать, как они там возятся, что-то грызут и разговаривают, попискивая.