Убийцы. Их было трое. («Или это уловка?» — мучительно спрашивал себя Ричардс. Ее голос по телефону звучал несколько таинственно, как будто она что-то скрывала). Они, вероятно, были застигнуты врасплох. Возможно, что они сделали какое-то угрожающее движение в сторону Кэти, а Шейла попыталась защитить дочь. Обе они умерли от колотых ран. Последнее вывело его из оцепенения.
— Я по горло сыт этой чепухой! — взревел он внезапно. Амелия отступила назад и закрыла лицо руками. — Что произошло? Скажи, что произошло?!
— Я не могу сказать больше ничего. Твоей жене нанесли более шестидесяти ран.
— Кэти, — опустошенно сказал Ричардс, без всяких мыслей, и Киллиэн дрогнул.
— Бен, тебе нужно какое-то время, чтобы подумать обо всем этом?
— Да, да…
— Мне очень, очень жаль, парень. Я клянусь своей матерью, что мы ничего общего с этим не имеем. Если бы этим занимались мы, то мы бы изолировали их, от тебя, с правом посещения, если бы ты не возражал. Человек не может добросовестно работать на тех, кто уничтожил его семью. Мы это знаем.
— Мне нужно время для размышления.
— Как Главный Охотник, — мягко сказал Киллиэн, — ты сможешь уложить этих ублюдков в глубокую яму. И многих, таких как они.
— Я хочу подумать. До свидания.
— Я…
Ричардс протянул руку и погрузил Фри-Ви в темноту. Он сидел в кресле, как каменный. Его руки расслабленно свисали между колен. Самолет продолжал с гудением удаляться в темноту.
— Наконец, — подумал он. — Вот все и раскрылось. Все, до конца.
…Минус 012. Счет продолжается…
Прошел час.
Счет продолжается…
Прошел час.
И Морж сказал
«Пришла пора Подумать о делах
Потолковать о сургуче
Капусте, королях
И почему, как суп в котле,
Кипит вода в морях».
Картины пролетали в его голове. Стейси, Брэдли. Элтон Парракис со своим детским лицом. Кошмар бега. Поджигание газет в подвале ИМКА, той самой последней спичкой. Катящиеся и визжащие колесами автомобили с бензиновыми моторами, стэн-ган, плюющийся огнем. Кислый голос Лоулина. Лица этих двух ребятишек, юных агентов гестапо.
Ну, а почему бы и нет?
Его теперь ничего не связывало, а потому не было и никакой морали. Да и какая мораль может быть у освободившегося и покорившегося судьбе?
Насколько мудрым был Киллиэн, если он видел это, чтобы показать Ричардсу спокойно и с мягкой жестокостью, насколько тот одинок. Брэдли и его отравляющие воздух выбросы казались далекими, несуществующими, не имеющими никакого значения. Противогазы. Да, в свое время идея носовых фильтров казалось страшно важной. Ничего подобного. Бедняки всегда будут с тобой. Верно. Даже чресла Ричардса произвели еще один объект для убивающей машины. В конце концов бедняки адаптируются, мутируют. Их легкие выработают собственную фильтрующую систему через десять или пятьдесят тысяч лет, и тогда они поднимутся, сорвут искусственные фильтры и будут смотреть, как их хозяева корчась валяются на земле, захлебываясь в атмосфере, где кислород составляет лишь незначительную часть. Ну, а какое будущее ждет Бена Ричардса? Однако все это только лишь сопли.
Будет время беды. Они будут ждать его и готовиться к нему. Будет и ярость, и даже вспышки мятежей. Бесплодные попытки снова предать гласности намеренное отравление воздуха? Возможно. Они позаботятся об этом. Позаботятся и о нем, — предчувствуя время, когда он позаботится о них. Инстинктивно он чувствовал, что может сделать это. Он подозревал, что у него, возможно, есть некоторый талант для этой работы. Они помогут ему, излечат его. Лекарства и врачи. Изменят его рассудок.
А потом будет мир. Причины разногласий будут вырваны с корнем.
Он страстно жаждал мира, подобно тому, как странник в пустыне жаждет воды.
Амелия Вильямс монотонно плакала в своем кресле, хотя все слезы уже давно должны были высохнуть. Его мало интересовало, что станет с ней. Она не могла благополучно вернуться к мужу и детям в своем теперешнем положении. Она больше не та женщина, которая притормозила возле остановки и голова которой была заполнена мыслями о еде и приемах, клубах и стряпне. Она теперь тоже была помечена красным.
Ему казалось, что должны быть лекарства, курсы лечения, какие-то обследования. Место, где расходятся Пути — уколы совести за то, что выбран не тот путь. Мысленный карнавал в темно-коричневых тонах.
Он вдруг захотел подойти к ней, ободрить, сказать, что она не совсем сломлена, что одна таблетка транквилизатора приведет ее в порядок и она станет лучше прежней. Шейла. Кэти.
Их имена приходили и повторялись снова, отдаваясь в ушах словно колокольный звон, словно слова, которые повторялись, пока они не потеряют всякий смысл.
Повторите-ка свое имя более пятидесяти раз и вы обнаружите, что вы — никто. Печаль была невыносимой. Он мог ощущать лишь расплывчатое чувство гнева и замешательства: они провели его, загнали, покуда он не выдохся, и вот теперь оказалось, что он в глубокой жопе. Он вспомнил мальчугана, учившегося с ним в начальной школе: у того свалились штаны, когда он давал Обет Верности.
Самолет продолжал гудеть. Он проспал три четверти часа. Картинки лениво появлялись и исчезали, все происшедшее было лишено всякой эмоциональной окраски.