— Там бои. Полиция избивает толпу. Кто-то сломал камеру агентства.
— СДАВАЙСЯ, РИЧАРДС, ВЫХОДИ.
— Трогай, — тихо сказал Ричардс. Машина дернулась вперед. — Они не будут стрелять.
— Почему?
— Слишком тупы.
Они и не стали.
Машина тихо проехала между полицейскими и изумленными зрителями. В странном одиночестве Амелия и Ричардс протиснулись между двух враждующих группировок. По одну сторону дороги были граждане среднего и высшего класса, леди с хорошими прическами, мужчины в рубашках Эрроу и легких кожаных туфлях. Парни в спецодежде названиями компании на спинах и собственными именами на нагрудных карманах. Женщины, похожие на Амелию Вильямс, одетые для рынка и магазинов. Лица были разные, но в одном очень похожие друг на друга: они казались странно несовершенными, как портреты с дырами вместо глаз или головоломки с утраченными деталями. «Недостаток отчаянности», — подумал Ричардс. Волки не выли в их желудках, головы не были забиты безумными снами и сумасшедшими планами.
Эти люди находились на правой стороне дороги, на которую выходили окна совмещенного сельско-морского клуба, который они только что проехали.
По другую сторону собрался бедный народ. Красные носы и вздутые вены. Плоские обвислые груди. Жесткие волосы. Белые носки. Резаные раны. Прыщи. Отвислые идиотские челюсти.
Полиция орудовала здесь более рьяно, прибывало все новое и новое подкрепление. Ричардс удивлялся только внезапности их появления. Даже здесь, в Бундоксе, США, дубинка и пистолет всегда под рукой. Собак держат голодными на цепях.
Бедняки вторгаются в летние коттеджи, закрытые на осень и зиму. Банды их подростков разносят универмаги. Бедняки малюют на окнах магазинов похабщину. У бедняков всегда чешется задница, рот у них полон слюны от зависти к 200-долларовым костюмам и толстым животам. И у бедняков должны быть собственные Джеки Джексон, Мухаммед Али, Клайд Барроу. Они стоят и наблюдают.
Здесь, по правую сторону — пестрый соперник со своими понятиями и круглыми зрачками, весящий всего 130 фунтов, — голодные белые оборванцы. Они — политики голодания; они предали бы Самого Христа за фунт салями. Социальное расслоение стучится в двери Западного Стиксвиля. Будьте осторожны с двумя этими соперниками. Они не стоят на ринге — они хотят драться в 10-долларовых креслах. Где мы найдем жертву, которая насытит и тех, и других?
Медленно, не делая больше 30 миль в час, Бен Ричардс проехал между ними.
…Минус 038. Счет продолжается…
Прошел час. Было 4 утра. Тени легли поперек дороги. Ричардс сполз со своего кресла. Он с трудом отодрал рубашку от штанов, чтобы обследовать рану. Пуля проделала глубокий канал в боку, который долго кровоточил. Кровь еле-еле свернулась. Но когда он совершит рукой движение, рана откроется и будет кровоточить гораздо дольше. Неважно. Все равно его поймают. Перед лицом этой огромной армии его план казался шуткой. Он мог ехать и дальше, до первого «несчастного случая», в котором его машина разлетится на болты и куски металла («…чудовищный несчастный случай… полиция проводит расследование… сожалеем о невинных жертвах…» — все это появится в последних новостях дня, между биржевым отчетом и последним напутствием Папы), но все это — только рассуждения.
Он мог ехать и дальше, до первого «несчастного случая», в котором его машина разлетится на болты и куски металла («…чудовищный несчастный случай… полиция проводит расследование… сожалеем о невинных жертвах…» — все это появится в последних новостях дня, между биржевым отчетом и последним напутствием Папы), но все это — только рассуждения. Его все больше волновала судьба Амелии Вильямс, которая по роковой ошибке поехала в пятницу утром за покупками.
— Там танки, — внезапно сказала она, ее голос был истеричным, — можешь вообразить? Мо…
Она зарыдала. Ричардс ждал.
Наконец, промолвил:
— Мы в каком городе?
— В-В-Винтерпор, на знаке написано. Ох, я не хочу ждать, когда они сделают это! Я не могу!
— Ну хорошо, — сказал он.
Она зажмурилась и встряхнула головой, словно стремясь очистить ее изнутри.
— Что?
— Стоп. Выходи.
— Но они убьют тебя…
— Да. Ты не хочешь видеть кровь. А у них достаточно огневой мощи, чтобы превратить меня и машину в пар.
— Врешь. Ты убьешь меня.
Пистолет был зажат между его коленями. Он бросил его на пол, на резиновый коврик. Пистолет бесшумно упал.
— Травки хочется — бессознательно произнесла она. — Боже, хочется чего-то такого… Почему ты не подождал следующей машины?
Ричардс засмеялся, и смех ранил его бок. Наконец, у него на глазах появились слезы.
— Как-то холодно здесь с разбитым лобовым стеклом, — некстати заметила она, — включи печку.
Ее лицо было бледным пятном среди теней начинавшегося вечера.
…Минус 037. Счет продолжается…
— Мы в Дерри, — сказала она.
Улицы были затоплены народом. Люди цеплялись за выступы и карнизы, сидели на балконах и верандах, с которых была вынесена летняя мебель. Все ели сэндвичи и жареных кур из жирных пакетов.
— Есть знаки Аэропорта.
— Да, я давно еду по ним. Они просто закроют ворота.
— А я просто снова пригрожу тебя убить, если они это сделают.
— Ты хочешь угнать самолет?
— Попытаюсь.