Стейси энергично закивал головой.
— И он знает, что если я увижу, как роется руками у себя в штанах, я вышибу из него мозги. Правда, Стейси?
Стейси кивнул.
— Кроме того, мы можем воспользоваться деньгами. И вообще все это оскорбляет мою семью. Поэтому довольно об этом. Думаю, я сам знаю, что делаю.
Ричардс в молчании покурил сигарету, пока Брэдли ушел дать Кэсси лекарства.
…Минус 063. Счет продолжается…
Когда он проснулся, было еще темно, и утренний ритм тела сказал ему, что было около половины пятого. Девочка закричала, и Брэдли встал. Они втроем спали в маленькой продуваемой сквозняком задней спальне. Стейси и Ричардс на полу. Ма спала с девочкой.
Сквозь постоянный шум сонного дыхания Стейси Ричардс слышал, как Брэдли вышел из комнаты. Ложка звякнула о раковину. Крики девочки перешли в отдельные стоны, а потом в молчание. Ричардс чувствовал, как Брэдли стоит где-то на кухне неподвижно, ожидая, когда наступит молчание. Он вернулся, сел, пукнул, а потом заскрипел пружинами, ложась на, кровать.
— Брэдли?
— Что? — Стейси сказал, что ей всего пять. Это так?
— Да. — Развязный городской тон ушел из его голоса, и он звучал нереально, как во сне.
— Почему у пятилетней малышки рак легких? Я не знал, что так бывает. Лейкемия, может быть. Но не рак легких.
С кровати донесся горький сдавленный смешок.
— Ты ведь из Хардинга, так? Какой коэффициент загрязнения воздуха в Хардинге?
— Не знаю, — ответил Ричардс. Их больше не называют в прогнозах погоды. Не называют уже… ух ты, не помню. Давно.
— В Бостоне с 2020 года, — прошептал в ответ Брэдли. — Они боятся. Ты не носишь носового фильтра?
— Не будь дураком, — раздраженно сказал Ричардс. — Проклятая штуковина стоит две сотни баксов, даже в магазинах по сниженным ценам. Я не видел две сотни баксов за весь год. А ты?
— Нет, — тихо сказал Брэдли. Он помолчал. — Стейси носит. Я сделал его. У Ма, и у Ричи Голеона, и у других они тоже есть.
— Ты издеваешься.
— Нет, дружище. — Он остановился. Ричардс был уверен, что он взвешивает сейчас то, что сказал и что еще мог бы сказать. Взвешивает, не будет ли это слишком много. Когда слова вновь зазвучали, они звучали с трудом. — Мы читаем книги. Это дерьмо на Фри-Ви для пустоголовых.
Это дерьмо на Фри-Ви для пустоголовых.
Ричардс ворчанием выразил свое согласие.
— Понимаешь, банда. Некоторые из ребят просто катаются, понимаешь? Все, что их интересует, это задрать полицейского субботним вечером. Но некоторые из нас ходят в библиотеку с двенадцати лет.
— Вас пускают без карточки в Бостоне?
— Нет. И ты не можешь получить карточку, если только у тебя в семье нет кого-нибудь с гарантированным доходом в пять тысяч долларов в год. Мы поймали одного толстозадого парня и украли его карточку. Мы ходим по очереди. Мы надеваем костюм нашей банды, когда идем. — Брэдли замолчал. — Только засмейся надо мной, и я тебя зарежу.
— Я не смеюсь.
— Сначала мы читали только про секс. Потом, когда Кэсси заболела, я взялся за загрязнение воздуха. Все эти книги о коэффициентах чистоты, уровне смога и носовых фильтрах лежат у них в особом хранении. У нас есть ключ, сделанный с воскового слепка. Ты знал, что в Токио каждый должен был носить носовой фильтр к 2012 году?
— Нет.
— Рич и Динк Моран сделали счетчик загрязнения. Динк перерисовал чертеж из книги, и они сделали его из кофейных банок и каких-то штук, которые выкрутили из машин. Он спрятан там, в аллее. Когда-то в 1978 году была шкала загрязненности от одного до двадцати. Понимаешь?
— Да.
— Когда уровень поднимался до двенадцати, то фабрики и все загрязняющее воздух дерьмо закрывали, пока не изменится погода. Это был Федеральный закон до 1987 года, пока Обновленный Конгресс не отозвал его назад. — Тень на кровати приподнялась на локте. — Ручаюсь, ты знаешь много людей с астмой, так?
— Точно, — осторожно ответил Ричардс. — Я и сам затронут. Это ты получаешь из воздуха. Боже мой, все знают, что надо сидеть дома, когда жарко и облачно и нет ветра…
— Инверсия температур, — мрачно заметил Брэдли.
— …и, конечно, у многих астма. В августе и сентябре воздух становится, как сироп от кашля. Но рак легких…
— Ты говоришь не об астме. Ты говоришь об эмфиземе.
— Эмфизема? — Ричардс покрутил слово в мозгу. Он не мог придать ему смысла, хотя слово было смутно знакомым.
— Все ткани в твоих легких разбухают. Ты качаешь воздух, и качаешь, и качаешь, и все равно задыхаешься. Ты знаешь людей, которые страдают этим?
Ричардс задумался. Да. Он знал множество людей, которые умерли от этого.
— Об этом не говорят, — продолжал Брэдли, как будто прочитав мысли Ричардса. — Сейчас коэффициент загрязненности в Бостоне составляет двадцать в хорошие дни. Это все равно, что выкурить четыре пачки сигарет в день, просто вдыхая воздух. В плохие дни он поднимается до сорока двух. Старики падают замертво по всему городу. В свидетельстве о смерти значится астма. Но это все воздух, воздух. И они выбрасывают его как можно быстрее. Огромные дымовые трубы работают двадцать четыре часа в сутки. Боссам это нравится.
— Эти двухсотдолларовые носовые фильтры ни хрена не стоят. Это просто два кусочка ваты с ментоловой прокладкой между ними. Вот и все. Хорошие фильтры производит только «Дженерал Атомикс». Единственные кто может их себе позволить, это боссы. Они дали нам Фри-Ви, чтобы удержать нас подальше от улицы и чтобы мы могли дышать до смерти, не доставляя никаких хлопот. Как тебе это нравится? Самый дешевый носовой фильтр «Джи Эй» идет на черном рынке за шесть тысяч нью-долларов. Мы сделали такой для Стейси по той книжке за десять долларов. Мы использовали приспособление размером с лунку твоего ногтя. Вынули его из духового аппарата, который купили в лавке за семь баксов. Как тебе это нравится?