В помещении пультовой слабо мерцали контрольные огни, тихо гудели трубы, отводящие конденсат, шелестели пропеллеры вытяжной вентиляции, да бродил неприкаянно лабораторный кот Лоренц, приставленный следить, чтобы мыши не попортили изоляцию.
Я включил свет.
— Ишь, ты! — сказал Санька, оглядев пульты. — Красиво… как на электровозе! А с какого места в прошлое запиндюривают?
Из-за гудения и тепла сотен приборов у меня разболелась голова. Начинало мутить.
— Темпоральная камера — там, — я показал в окно пультовой, туда, где посреди огромного зала висела на растяжках наша РТТК.
— Ни хрена себе! — забеспокоился Саня. — А как туда забираться-то?!
— Там, внизу, подъемник…
— Ага, — Тележкин приник к окну, пытаясь разглядеть что-то в полумраке. — Понятно… Ну все, пошел!
— Куда?! — простонал я.
— Как куда? Туда, в камеру!
— Погоди, Саш. Не глупи… — я без сил плюхнулся на стул. — Шутка это была, понял? Прикол! Никого мы ни в какое прошлое не посылаем. Эксперинем…тируем пока только на металлических болванках. Смещаем вер…ктор на несколько миллисекунд…
— А че так мало? — удивился Тележкин.
— А то!.. — я потер лицо ладонью. — Не помню точно… В общем, последствия могут быть. Опасно, понимаешь?
— Конечно, опасно! Додумались тоже — железные болванки в прошлое закидывать! А если она там кому по голове? Послали бы знающего человека, он на месте, поди, разобрался бы с последствиями!
— Может быть… — я закрыл глаза. Пультовая вдруг накренилась и пошла кругом. — Лет через пятьдесят, не раньше… а сейчас — поспать бы…
— Погоди спать!
Что-то тряхнуло меня, я снова открыл глаза.
— Чего надо? Эск-скурсия закончена. Иди домой. А я здесь, на диванчике…
— Не сразу! — Тележкин крепко держал меня за ворот. — Сначала покажи, как выставляешь триста параметров!
— Пжалста! — я, не глядя, ткнул пальцем в клавишу.
Экраны осветились, услужливо предлагая ввести новые данные.
— Геомагнитная кривая сегодня паршивая…
— Ничего, как-нибудь… — Саня, казалось, совсем протрезвел, — мы же не по правде, а так, для проверки. Вдруг, ты разучился?
— Да сам ты темень необразованная! Разучился! Как два пальца… Напряженность поля, скажем, двести, импульс — два по семь гиг… Вектор обратный, модуль — миллисекунд… сколько?
Тележкин смотрел на меня, что-то прикидывая.
— А до восемнадцатого года сколько в миллисекундах?
— Дался тебе этот восемнадцатый год! Ну, считай: Две тысячи три минус тысяча девятьсот восемнадцать, умножить на триста шестьдесят пять, на двадцать четыре, на шестьдесят, еще на шестьдесят, да на тысячу… — я с трудом попадал в клавиши, — будет двести шестьдесят восемь тысяч пятьдесят шесть на десять в седьмой.
— Че-то до хера… — Саня глотнул из бутылки.
— А ты хотел!.
. Так, испаритель выставляем по макси… муму… му-му! Хе!
— Не отвлекайся!
— Полезная масса — один килограмм…
— Чего это — один?! Пиши — восемьдесят пять! Или слабо твоей жлыге?
— Да ей хоть тонну давай! Все полезно, что в камеру пролезло… Ха-ха!
Пальцы мои автоматически находили нужные кнопки, хотя перед глазами плыло уже не на шутку. Ничего! Я ему покажу, как я разучился! Дубина пэтэушная…
— Готово! Вот тебе поле, — я шлепнул пятерней по экрану монитора, на котором было изображено нечто вроде паутины с запутавшимися в ней мигающими числами. — Разучился! Да я пять лет за этим пультом сижу! Без меня ни одного экс…принемен… ну, ты понял.
— Ага, — Тележкин впился глазами в картинку. — А красная кнопка где? В смысле — пуск?
— Никаких пусков! Если в эту точку… то есть в камеру, — я махнул в сторону зала, — поместить образец, то образцу придет… что? В смысле — улетит он к едрене бабушке! Безо всяких кнопок.
— А назад вернется?
— А куда ж ему деваться с подводной лодки! Флуктуация-то затухающая! Хотя, тебе не понять…
— Да мне и не надо! — легко согласился Саня. — Спасибо тебе, приобщил. Пойду я домой, поздно уже…
— Вот это правильно, — я положил голову на теплую клавиатуру. — И я пойду… скоро…
— Ну, давай, на посошок! — Саня булькнул у меня над ухом остатками коньяка.
— Ни за что… — простонал я. — Мне хватит…
— А за науку? Один глоток! Увидишь, как сразу взбодришься! Давай, за эксперимент! За эксперимент нельзя не выпить!
— За экс…применент… можно. А то он не выговаривается… — я открыл глаза но увидел только бутылку в протянутой руке.
— Ну, пожелай мне удачи, что ли! — потребовал Тележкин из тумана.
— Удачи тебе, Саня… — сказал я, взял бутылку и сделал глоток…
Разбудили меня дежурные электрики. Сквозь адскую головную боль я долго не мог сообразить, зачем они светят мне в глаза своими фонарями, потом понял: в пультовой и за окном, в зале тороида была кромешная тьма, и только желтые пятаки света выхватывали из нее знакомые предметы. Круги были похожи на ломтики лимона, от них явственно разило коньяком. Мне стало совсем плохо.
— Весь институт отрубился, — сказал седой электрик.
— И телефоны молчат! — радостно сообщил молодой. — Неслабо где-то коротнуло!
— А ты чего на работе? — с подозрением спросил седой.
— Да так, засиделся… — непослушный голос выдавал хрипы и сипение, мало похожие на слова.
— Я и по духу чую, что засиделся! — седой с осуждением оттолкнул пустую бутылку, подкатившуюся ему под ногу. Где-то под пультом жалобно мявкнул Лоренц.