На некоторое время снова установилась тишина.
— М-да… — признес кто-то. — Сомнительно все это…
— А я верю! — у двери вскочил вдруг мальчишка лет семнадцати. — Мы там наладим нормальную жизнь, детей нарожаем! И когда-нибудь вернемся. Только надо побольше народу захватить! Смотрите, сколько места еще! На лестницах, на площадках — везде свободно! Надо набить дом народом!
— Поздно, — сказал я. — Пока мы отправимся собирать народ, пройдет куча времени. Телефоны отключены, другой связи нет…
— Надо знак подать! — крикнул мальчишка. — О! Придумал!
Он выскочил за дверь. Некоторое время все недоуменно переглядывались, затем потянулись к выходу вслед за мальчишкой.
— Оставайтесь здесь, — сказал я Марине. — Гошку никуда не пускай. Не дай бог — давка!
На крыльце толпился народ. Паренек, выбежавший первым, возился возле Анальгинова джипа. Крышка с бензобака была сбита, из отверстия торчала длинная узорчатая полоска, скорее всего — галстук.
— Отходи! — крикнул мальчишка и чиркнул зажигалкой.
Синий огонек стремительно побежал к горловине бензобака. На крыльце вдруг появился сам Анальгин.
— Ты что это делаешь, гад?… — недоуменно начал он, но в этот момент грохнуло.
Всех, кто не успел спрятаться в подъезде, окатило волной жара. Облако голубого пламени оторвалось от крыши машины и унеслось в небо. Джип запылал, как факел.
— Нормально! — кричал паренек, потирая опаленные брови. — Сейчас сами набегут посмотреть!
— Ах ты ж… — Анальгин налетел на него, сбил с ног и с размаху пнул в зубы. — Ты че, в натуре?! Отморозок гребаный!
Я прыгнул на белобрысого сзади, обхватил, пытаясь оттащить от мальчишки.
— Не смей! Дурак! На черта тебе теперь твой джип?! Туда его не возьмешь!
Анальгин больно ударил меня затылком по переносице, но я вцепился в него намертво.
— По херу мне джип! — визжал он в истерике. — У меня семья в городе осталась! А он чужих зовет! А мои… Дениска!!..
Анальгин вырвался, оставив у меня в руках клочья одежды. Он упал на колени возле оглушенного мальчишки, закрыл лицо руками и разрыдался, перекрикивая рев пламени…
Прошел час. Во всех квартирах, на всех этажах, на лестничных пролетах и в лифте плотной толпой стояли люди. Детей держали на руках. Было невыносимо душно, но никто не жаловался. Мы ждали. Гошка сидел у меня на плечах. Это место он предпочитал, пожалуй, всем остальным местам на земле. На Земле… Именно на Земле-то для нас больше нет места…
Толпа вдруг качнулась.
Пронесся сдавленный крик: «Управдом?! Где управдом?! Нету! Сбежал!»
— Там женщина какая-то голосит, — сказали от двери.
— Тихо! Дайте послушать!
Опять не слава Богу, подумал я. Но что, черт их раздери, означают эти вопли?!
— Да я сама на карьере работала! — звучал где-то вдалеке пронзительный голос, — если на ящиках треугольник, значит это динамит!
Я сразу вспомнил тридцать три ящика, привезенных сегодня и сгруженных в подвал. Но был ли на них треугольник?
— Люди! Это обман! — закричал кто-то отчаянно. — Нас хотят взорвать!!!
— Дверь! Дверь откройте! Выходите все! На улицу!
— Не открывается дверь! Заклинило! Снаружи приперто, что ли…
— Пустите меня!!! А-а!!! Я боюсь!!
Толпа задвигалась, в ней возникали приливы и отливы, промоины и валы, накатывающие так, что люди едва могли держаться на ногах.
— Нас хотят взорвать!!!
— Дверь! Дверь откройте! Выходите все! На улицу!
— Не открывается дверь! Заклинило! Снаружи приперто, что ли…
— Пустите меня!!! А-а!!! Я боюсь!!
Толпа задвигалась, в ней возникали приливы и отливы, промоины и валы, накатывающие так, что люди едва могли держаться на ногах.
— Чего она там кричит, дура?! — заорал я. — Детей из-за нее передавим! Пускай сама в подвал спустится и посмотрит, что там за ящики!
— Все двери закрыты! — отозвались с площадки. — И в подвал, и на улицу! И управдом пропал!
— Да куда он денется! — мне с трудом удавалось перекрикивать нарастающий вой. — Прекратить панику! Стоять всем на месте! Управдом на верхних этажах! А ну, пропустите! Я, прямо с испуганным Гошкой на плечах, стал продвигаться к двери. Марина, крепко ухватив меня за ремень, шла следом.
На площадке людские волны бесновались еще сильнее. Кто-то бился на полу в истерике. Сразу несколько ног вразнобой ударяли во входную дверь и в дверь подвала. Подвальная рухнула первой. Несколько человек, вместе с женщиной, поднявшей панику, ринулись вниз по лестнице.
— Пропустите меня! — кричал старичок с кургузой бородкой. — Я специалист! Я профессор химии!
Его пропустили, и он тоже исчез в темном проломе. Оттуда уже доносились какие-то звуки — не то истерические вскрики, не то визг выдираемых из ящиков гвоздей.
— Да успокойтесь вы! Сейчас все скажут! Сейчас все выяснится! — выкрикивал я, поворачиваясь направо и налево, пока меня самого не ткнули в бок:
— Тихо!
На площадке и в квартирах установилась относительная тишина. Сразу стали слышны шаги на подвальной лестнице. В развороченном проеме показался старичок профессор. Все смотрели на него и молчали, ни у кого не хватало духу задать первый и единственный вопрос. Маринина ладонь как-то незаметно оказалась в моей.
Старичок обвел нас растерянным взглядом, посмотрел зачем-то на часы… Наконец, до него дошло, чего все ждут.