Я не знал, что подумать. Любой нормальный человек на моем месте давно бы мчался в противоположную сторону и газу бы поддавал. Но я уже не чувствовал себя нормальным человеком.
В лесу снова послышался треск, и на просеке показалась еще одна фигура. Но это был не двойник. Ко мне, жмурясь от света, приближался немалого роста бородатый старик в длиннополом плаще. Подойдя вплотную, он небрежно, как старому знакомому, сунул мне широкую ладонь и, глядя на машину, произнес:
— Бог на помощь, странничек… Чего озираешься-то, напугал кто?
— Да нет, — ответил я, внимательно разглядывая его, — кто меня мог напугать?
— Ну, мало ли, — он безразлично пожал плечами, — бывает, померещится… А едешь откуда?
Я рассказал ему, что сбился с дороги.
— Это с тракту, что ли? Далеко ж тебя черти занести… Тут, парень, до тракту знаешь сколько? К утру тебе не доехать. Давай, глуши мотор, пойдем греться, сыро.
Я огляделся по сторонам. Оставлять машину на просеке не хотелось.
— Может, поближе подъедем?
Старик покачал головой.
— Ближе не подъедешь. Да и не сделается ничего с твоим тарантасом, тут недалеко…
Мы прошли около километра, продираясь сквозь густой ельник, и оказались на большой поляне у подножия лохматой сопки. Дождь кончился, над лесом повисла крупная луна, освещая двухэтажный бревенчатый дом в центре поляны. Старик прибавил шагу. Я немного отстал, оглядываясь по сторонам, но кроме еще одной, низенькой постройки в стороне от дома, ничего разглядеть не сумел.
Неожиданно откуда-то сверху, как мне показалось, с крыши дома, послышался тихий встревоженный голос:
— Что, все уже?
— Все, все, — буркнул старик, торопливо поднимаясь на крыльцо.
— А что вы с ним сделали?
Старик на мгновение замер у двери.
— Ну, ты! — гаркнул он вдруг. — Чего несешь-то спросонья, спать ложись! — и, повернувшись ко мне, кивнул головой, — заходи, заходи.
Он открыл дверь. Тусклый свет керосиновой лампы упал на крыльцо.
— Ох! — раздалось наверху, и луна блеснула в чьих-то глазах, широко раскрытых от удивления.
— Ну? Скоро? — спросил старик, обращаясь не ко мне, а к человеку на крыше.
— Да ладно, ложусь уже! Прячьтесь, — ответил тот.
Мы вошли в дом и, миновав заставленные разной рухлядью сени, оказались в просторной комнате с длинным столом и печью у стены. За столом, подперев кулаком сизую испитую ряшку, дремал парень в грязной майке. Руки его до плеч были расписаны синими узорами. У окна, устремив вдаль твердый, чуть ироничный взгляд, стоял видный седой мужчина в дорогом сером костюме. И, наконец, в углу, спиной ко всем, верхом на колченогом стуле, сидела и курила тощая белокурая девица в узких бриджах и сапогах на высоком каблуке, вся в ремешках и на замочках. Она даже не обернулась, когда мы вошли, и продолжала задумчиво пускать дым в потолок. Седой же, напротив, любезно мне улыбнулся и отвесил полный достоинства поклон. Узорчатый парень поднял голову, окинул меня с ног до головы мутным взглядом и хмыкнул.
Узорчатый парень поднял голову, окинул меня с ног до головы мутным взглядом и хмыкнул.
— Дохтор, — произнес старик, снимая плащ, — ты, что ли, сегодня кухарил? Подавай.
Седой, не меняя гордого наклонения головы, величественной поступью подошел к плите, снял с нее большой чугун, накрытый облупленной эмалированной крышкой, и поставил его на середину стола.
— Какую миску дать молодому человеку, Хозяин? — осведомился он у старика.
— Студентову давай. Он на крыше нонче…
— Спасибо вам большое, — сказал я старику, хотя неестественность этого странного сборища сильно действовала мне на нервы, — выручили вы меня. Вот только, извините, имени и отчества вашего не знаю…
— А и не надо тебе мое отчество. — старик уселся во главе стола, огладил бороду. — Хозяином зови. Они так зовут, и ты зови. Тут, парень, все без отчества. Это вот — Дохтор (Седой кивнул и принялся разливать по мискам красный борщ), этот в майке — Блатной, а вон то, — Хозяин указал на девушку, все еще сидевшую к нам спиной, — вон то — Заноза…
— И если вы обратили внимание на крышу, — вставил Доктор, — то могли видеть там еще одного члена нашего маленького общества, так называемого Студента.
— А вы здесь просто так собираетесь, — спросил я как можно беззаботнее, — или у вас учреждение?
У девушки вдруг затряслись плечи. Она выронила сигарету и прижата ладони к лицу. Я думал, она разрыдается, но оказалось, что ее сотрясает безудержный хохот.
— У-учре… Ой, не могу! Учреждение! Слу…слушай! Санаторий тут! У-умора! Курорт!
Она, наконец, повернулась лицом ко мне. Очень симпатичное лицо. Даже красивое.
— Ну, ты даешь, Пациент!
Кличка, данная мне девушкой, приклеилась мгновенно. В следующей же фразе Доктор назвал меня Пациентом. Блатной произносил это слово с трудом, но переиначивать не пытался, что же касается Хозяина, то ему было совершенно все равно, как меня называть, и поэтому он удовлетворился этим именем, как первым попавшимся. Заноза, между тем, продолжала веселиться:
— Хозяин! Когда пойдем на процедуры?
Блатной снова хмыкнул, но старик нахмурился:
— После. Поесть-то надо, нет?
Доктор поднес ему на плоской тарелке пару соленых огурцов, головку чеснока и граненый стакан, до краев наполненный мутноватой жидкостью. Хозяин, никого не приглашая, вытянул жидкость, хрустнул чесноком и потянулся к борщу. Остальные, заняв свои места у стола, тоже принялись за еду. Я решил ничему не удивляться, по крайней мере до тех пор, пока не отогреюсь и основательно не закушу.