Перво-наперво он хорошенько воткнул в землю бердыш, чтобы в руках не мешался, затем отошел в сторону, сорвал пук травы и стал тщательно оттирать ствол от сала. Открыл берендейку, осмотрел содержимое, нашел чистую льняную тряпицу, удовлетворенно кивнул:
— Как положено…
Отвязав от пищали шомпол, бывший милиционер обмотал его тряпочкой и принялся начищать ствол изнутри.
— Откуда у тебя такие смерды появляются, Семен Прокофьевич? — наблюдая за уверенными действиями Нислава, поинтересовался воевода.
— Да так, — пожал плечами Зализа, — повадился тут к одной бабе в Еглизи бегать. Вот я его в службу и пристроил. А бабе за радение о деле хозяйском недоимки списал…
Вычистив ствол, Погожин соломинкой старательно прочистил запальное отверстие, неудовлетворенно вздохнул:
— Осечка, наверное, в первый раз получится, барин. Сала много на заводе вбухали. Раз пять пальнуть понадобится, пока выгорит.
— Ты, смерд, поди обманываешь, что пищаль никогда не видел? — не удержался Павел Тимофеевич. — А ну, перекрестись!
— Нет, не видел, — повторил бывший патрульный. — Да только кто из нас в детстве самопалами не баловался? А здесь тоже самое, только размером побольше.
Он достал из берендейки деревянный цилиндрик, встряхнул около уха, потом откупорил деревянную же пробку:
— Кажись, порох…
Прижав отверстие цилиндра большим пальцем, он отсыпал чуток пороха в запальный канал, остальное опрокинул в ствол. Нашарил в сумке пыж, старательно вколотил его шомполом, потом из другого цилиндра высыпал полтора десятка круглых крупных дробин, прижал их сверху еще одним пыжом.
— Пожалуй, все… — Станислав отвернулся от бояр, щелкнул зажигалкой, запаливая фитиль: — Куда стрелять будем?
Воевода Кошкин пальцем указал на врытый у склона столб. Зализовский смерд вскинул было пищаль в руках, но пудовый ствол сразу клюнул вниз. Тогда Нислав подступил к бердышу, уложил пищаль в выемку между вием и стволом, прижался щекой — и вдруг выругался:
— От, блин, мушки нет!
— Чего? — не понял воевода.
— Ну, прицел не поставили.
— Так ты… На столб целься, — опять не понял Павел Тимофеевич.
Смерд вздохнул, покачал головой, опять склонил голову, сделал какое-то странное движение пальцем, опять выругался, прицелился в третий раз и ткнул фитилем в запальный канал. Оглушительно грохнул выстрел — из травы, растущей на склоне за столбом, взметнулись земляные фонтанчики.
— Примерно так, — выпрямился стрелок, и опустил пищаль прикладом на землю.
— Откуда только, Семен Прокофьевич, — вытягивая саблю, покачал головой воевода, — на твоей земле такие мужики растут. Может, он еще и бердышом работать сподручней?
— Бердыш возьми, Нислав, — скомандовал опричник.
Погожин послушно выдернул огромный топор из земли, ухватился за древко, поражаясь тяжести и неуклюжести оружия.
— Ну-ка, постой! — неожиданно напрягся опричник. — Дай сюда.
Зализа подошел ближе, забрал бердыш, перехватил его за древко, что-то осматривая и одновременно шепотом прошептал:
— Ты как его держишь, дурень? Вот как нужно, — и уже во весь голос добавил, возвращая топор: — Нет, в порядке. Показалось.
Станислав взял бердыш так, как ему показали: левой за рукоять между обухом и приклепанной к древку сицей, правой за древко чуть пониже и… И понял все! В руках оказался не топор-переросток, а великолепно балансированный боевой шест: один конец этого шеста оканчивался остро отточенным стальным наконечником, годным не только на то, чтобы втыкаться в землю, но и пробивать вражеские доспехи; длинное, почти в семьдесят сантиметров, лезвие топора в форме полумесяца тоже оканчивалось острием, позволяя колоть, резать, рубить, парировать удары, а при наличии свободного пространства — и развалить противника пополам со всего размаха. Короче, Шаолинь отдыхает!
Погожин усмехнулся, в который раз за сегодняшний день вспоминая знаменитых мушкетеров. Сюда бы их, с их тонкими шпажечками: разогнал бы всех четверых за милую душу! И, видно, что-то изменилось в его лице, поскольку воевода отступил и вернул саблю в ножны:
— Не стану крутить, Семен Прокофьевич. Проиграл, так проиграл. Ты как, дальше поедешь или допрос Харитона Волошина желаешь лично провести?
— Лично хочу все услышать, — кивнул опричник.
— Ну, тогда я в допросную избу монеты и принесу, — Павел Тимофеевич перевел взгляд на стоящего с бердышом в руках смерда, удивленно покачал головой и отправился назад в крепость.
* * *
Отец Петр на этот раз в допросную избу не пришел, однако прислал вместо себя широкоплечего монаха с висящим на груди тяжелым медным крестом. Воевода Кошкин в красивом шитом камзоле темно-коричневого бархата, словно на праздник и чувствовал себя неуютно, отодвинув стул дальше к стене, подальше от падающего из окна солнечного света. За столом сидели только Зализа со старыми допросными листами, да подьячий, готовый марать чернилами все новые и новые казенные листы.
Опричник оглянулся на воеводу, и тот кивнул Капитану:
— Тащи Харитона.
Поставленный перед столом боярин, набравшийся сил после предыдущей пытки, смотрел на своих палачей твердо, храбро дожидаясь своей участи.
— Ну что, боярин, — больше для записи в допросном листе, нежели ожидая честного ответа, поинтересовался Зализа. — Вину свою признаешь?