— Государя здесь чтут и величают, сволота угличская, — показался на крыльце сам Харитон Волошин. — А тебя, крамольник бесчестный, давно свиньям скормить пора.
Одетый в алую шелковую рубаху, расстегнутую на груди и широкие шаровары из камазеи. В руках боярин держал совню.
— Попробуй, — усмехнулся Зализа, спрыгивая с коня.
Опричник оглянулся — все в порядке, стрельцы уже вбегают внутрь усадьбы, поудобнее перехватил щит и шагнул навстречу крамольнику.
Волошин, без долгих предисловий, рубанул Зализу сбоку по голове — тот еле успел пригнуться и подставить щит под прямой удар в грудь. Щит жалобно хрустнул, а служилый боярин отскочил на шаг, еще раз со всей силы ударил опричнику в щит, отскочил в сторону и рубанул незваного гостя сверху вниз.
Семен, радуясь тому, что крамольник попусту тратит силы, закрылся — щит жалобно хрустнул и верхняя часть его обломилась, завалившись назад. Зализа еле успел развернуть корпус, и направленный точно в грудь клинок с обиженным визгом скользнул по прочным пластинам юшмана.
Семен отбежал на несколько шагов — ай да боярин! Оказывается он не попусту в щит колотился, а по заклепкам бил! Щит в схватке, конечно, долго не живет, но «разобрать» его в три удара… Это немалое мастерство нужно.
По спине побежали холодные мурашки. Зализа бросил ставшую бесполезной деревяшку, провел рукой по поясу, нащупывая петлю кистеня, одновременно то пригибаясь, то отбрасывая от себя клинком острое жало совни. Боярин Харитон умело удерживал его на расстоянии трех шагов, не давая дотянуться до себя саблей, а сам быстрыми тычками норовил попасть то в лицо, то в прикрытой одной кольчужкой бок.
«Ближе надо подойти!» — подумал опричник, поднырнул под древко, полоснул саблей по алому боярскому животу, рассекая легкий шелк, но Волошин изогнулся, втянув живот едва не до позвоночника, и отделался легкой царапиной, успев наградить Семена болезненным тычком в спину. А опричник с внезапным ужасом понял, почему боярин Харитон не стал одевать своего доспеха, хотя время на это имел.
— Не трогать! — закричал Зализа набегающим стрельцам. — Живьем крамольник нужен!
— Живьем? — длинный, остро отточенный наконечник совни непостижимым образом оказался перед опричником и стремительно приближался к лицу.
— Убили… — мгновенным ужасом прокатился по сознанию предсмертная мысль, но руки оказались быстрее разума, и успели поднять клиник сабли вертикально. Тяжелый удар копейного наконечника обрушился на тонкую сталь — но великолепный суздальский клинок выдержал, хотя ударом его вмяло в лицо так, что левая щека словно онемела, а на языке ощутился привкус крови.
— Живьем? — боярин неожиданно отступил назад и ударил тупым концом копья в живот подкрадывающегося стрельца. Тот молча сложился пополам и упал на землю. — Живьем?
Волошин опять накинулся на Зализу, но тот наконец-то просунул руку в ременную петлю и выдернул кистень из-за пояса. Откидываясь назад от направленного в лицо тычка, он взмахнул бронзовым многогранником, захлестывая древко совни и еще раз предупреждающе закричал:
— Живьем берите крамольника!
Боярин рванул копье к себе — но намотавшийся кистень держал его крепко, и осмелевшие стрельцы кинулись вперед, сбивая изменника с ног. Как ни пытался Волошин дотянуться до ножа у себя на поясе или хотя бы ткнуть противника кулаком, множество рук прижало его к земле и моментально скрутило его же собственным поясом.
— Вот так, — с облегчением поднялся на ноги Зализа, сунул саблю в ножны и поддернул к себе совню. После пережитого она показалась ему самым великолепным из всего существующего оружия, и опричник решил оставить ее себе. Он повернулся к коню. Урак, неуверенно перебирая тонкими ногами, крутился на месте, то припадая крупом вниз, то снова поднимаясь.
— Урак!!! — кинулся к нему Семен. Конь призывно заржал и стал заваливаться на бок. Из груди его торчали сразу две стрелы.
— Урак! — кинулся к своему любимцу Зализа. Урак… Коня-то, коня за что?!
Четвероногий друг, столько лет верно носивший его и по дорогам Углича, и под стенами Казани, и по склизким тропам Северной пустоши, тяжело хрипел, роняя с губ алую пену. Еще несколько мгновений он смотрел укоризненно смотрел в глаза своему хозяину, а потом опустил веки.
— Что стоите?! — заорал, выпрямляясь, опричник на стрельцов.
— Что стоите?! — заорал, выпрямляясь, опричник на стрельцов. — Двери ломайте! Все дворы и сараи осмотреть, все перевернуть! Иноземцев ищите, колдунов, обереги чародейские, идолов странных! Ждете, пока они на вас порчу наведут?
Ударами бердышей стрельцы быстро прорубили двери в дом, ринулись внутрь, шаря по комнатам и сундукам. Зализа вошел вместе со всеми, горя желанием крушить и убивать. Двери он не просто открывал, а выбивал ударом ноги, узкие высокие шкафы и комоды расколачивал кистенем, ящики и шкатулки разбивал, чтобы посмотреть, что находится внутри. В покоях боярина разнес в щепы стул-сундук и раскидал по полу огромное множество грамот, разодрал широкую перину, сделав комнату похожей на заснеженную поляну. В соседней комнате многогранник кистеня сразу опустился на стоящий у бревенчатой стены, под овальным зеркальцем, складень с румянами.