Никто не знал. Все ждали Санькиного рассказа.
— Значит, так. Случилось это очень давно, говорят, больше ста лет назад. Тогда еще крепостное право было. И крестьяне в Захаровке тоже крепостными были. А владел ими помещик один, старый уже, но злой как собака. Генерал какой?то. Жил один в барском доме. Здоровый такой дом, трехэтажный… И вот однажды приехал к нему на каникулы сын. Ну, молодой такой парень, в университете учился. Эту, как ее… изучал. Ну, что?то там про законы. Он каждое лето домой приезжал отдыхать.
В общем, отдыхает он, в речке купается, на лошадях скачет, грибы собирает. Ну, балдеет, в общем.
— Постой?постой, это какой такой еще барский дом? — подал голос Вовка Белкин. — В Захаровке же никакого такого дома нет. Там только магазин здоровенный, двухэтажный, и все.
— Ну правильно, нет — тотчас же отозвался Санька. — Его сожгли, когда революцию в Захаровке делали. А потом уж на том самом месте магазин построили. И вообще, Вовец, не встревай. Если такой умный — говори сам.
Вовка немедленно заткнулся, а Санька, выждав для пущей убедительности несколько секунд, продолжал:
— Значит, вечером этот студент с рыбалки заявляется, смотрит — а его комнату убирает какая?то незнакомая девка. Красивая такая, глаза зеленые, только вот на шее шрам. Он, понятное дело, спрашивает, кто такая, откуда взялась. А она молчит, улыбается только.
Наутро он у папани своего спрашивает, что это за девка, а тот говорит: «А, есть тут одна такая. Ее бабы весной в лесу нашли. Бегала там голая. Дикая была совсем, немая. Привели ее в деревню, подметать научили — вот теперь и убирается. А так дурочка, еле?еле слова понимает…»
Студент тогда спрашивает — а что это у нее за шрам на шее? А отец сказал, что не знает. Ободралась где?то, наверное, когда в чаще бегала.
Ну, однажды студент скакал по лесу, а лошадь ногу сбила. Он с нее слез, повел в поводу, а тут уже вечер, темно, дороги не разобрать. В общем, блуждал он по лесу, блуждал, а потом видит — меж деревьями огонек светится. Он пошел туда, зырит — а там поляна, и стоит дом, изба здоровенная.
— На курьих ножках? — хихикнув, спросил Андрюха Мазаев.
— Сам ты на курьих ножках, козел, — обиделся Санька. — Нормальный дом. Ну, парень этот привязал лошадь к забору, постучался.
Стучит, стучит — а ему никто не открывает. А свет в окне, между прочим, горит. Потом дверь медленно открылась, и он видит — на пороге та самая девка стоит, ну, дурочка которая, со шрамом. Она глаза на него вылупила, лыбится, а потом вдруг говорит:
— Ну, чего стал? Давай уж, заходи.
И только он вошел, она ладонью повела, около его головы в воздухе круг начертила. Студент, наверное, чуть воздух не спортил, но потом плюнул и говорит девке:
— Так значит, ты разговаривать умеешь?
А она смеется.
— Конечно, умею. А ты думал, языка у меня нет?
— Ну, — он говорит, — в доме?то нашем ты же все время молчишь.
А она улыбается и спрашивает:
— Это в каком же таком доме?
Он ей говорит, что в Захаровке, в господском доме. И тут она ему такое сказала, что он чуть было задницей на пол не хлопнулся. Оказывается, она ни про какую Захаровку вообще не в курсе, она всю жизнь здесь в лесу прожила. Ну, студент ей, конечно, не поверил, слишком уж она была похожа на ту девку. Он ее спрашивает:
— Значит, это не ты мою комнату подметала?
— Ты что, совсем сдвинулся? — она говорит. — Конечно, нет.
Ну, он подумал?подумал и сказал:
— А может, это была сестра твоя?
— Нет у меня никакой сестры, одна я на свете живу. Бабушка была, да померла давно.
Он спрашивает:
— А на какие шиши ты кормишься?
— Ну, — она отвечает, — летом грибы?ягоды собираю, зимой шью, пряжу пряду, холсты тку. Мне же много не надо. Перебиваюсь помаленьку.
Ну, поболтали они, потом девка эта накормила его щами да картошкой, постелила ему на лавке и лампу потушила. А студенту не спится, он же сразу в нее втюрился. Лежит все, ворочается, переживает, а как полночь пробило, он зырит на нее, а она тоже на него глядит, и глаза у нее зеленые?зеленые, и светятся. Потом она говорит:
— Ну, чего же ты? Неужто боишься? Иди?ка сюда, милый.
Он пошел к нее, лег рядом, она его обняла и засос в губы поставила. И только, значит, она его засосала — у него огонь по всему телу пробежал, голова закружилась и в ушах зазвенело. Он, понятное дело, сдрейфил смальца, а потом смотрит — ничего, жить можно. А девка его спрашивает:
— Ты меня любишь?
Он говорит — конечно, люблю. И еще крепче ее обнял.
— Значит, мой будешь. Сам?то хочешь этого?
Ну, он говорит, что хочет. Тогда она ему сказала:
— И пальцы твои, и глаза, и губы — все мое будет. Не пожалеешь их?
Он, понятное дело, отвечает:
— Все для тебя отдам!
И опять сквозь него огонь пробежал.
…А утром он глаза продрал — в избе пусто. Ни вещей никаких, ни мебели — будто никто там и не жил. Мусор только на полу валяется. И ясное дело, девки этой нигде нет. Студент тогда решил, что все это ему приснилось. Вышел он, кобылу свою отвязал и домой вернулся.
А там его, оказывается, уже искали. Он рассказал, что с ним случилось, только про девку говорить не стал. Наврал, будто в лесу шалаш нашел и там заночевал. А в доме бабка одна была, из прислуги, она ему и говорит: