(Макманус присвистнул на другом конце провода.)
— Их продавали всю вторую половину дня в лавочке, которую цирк возит с собой. Правда, не такие уж большие, в основном для детей. Я навел справки и узнал, что их продали всего две. Одну малышу лет семи-восьми, а другую взрослому, который утверждал, что покупает ее якобы для своего мальчишки, но никакого мальчишки рядом с ним не было.
— Вы ничего не узнали об этом взрослом?
— Всего лишь в общих чертах. Зато из двух источников — от продавца и от хранителя. И хотя ни оно из описаний ничего особенного собой не представляет и не многого стоит, они не противоречат друг другу ни в одном пункте. Так что наверняка речь идет об одном и том же человеке.
— Значит, бегство львов не случайно.
(Подчеркнуто): — Бегство не случайно, тут никакой ошибки быть не может.
— И одного застрелили.
— Одного застрелили.
— Но один все еще на свободе.
— Один, больший из двух, все еще на свободе.
(После тревожной паузы): — Не нравится мне, как все оборачивается. Теперь у нас настоящий лев, а также аллегорический, и с ними обоими придется бороться одновременно. Вы оставайтесь там, Моллой, следите за развитием событий и информируйте меня. Я немедленно свяжусь с Шоном и дам ему знать, что, возможно, ему в любую минуту придется иметь дело с самым настоящим львом, а уже больше не метафорическим.
Глава 13
Ожидание: последняя вечеря
Шон просушил бритву и убрал ее. Тихонько запер шкафчик в ванной и вытащил ключ. Затем взял бутылочку с гамамелисом с полки внизу, налил себе в ладонь, смазал обе руки и приложил их к щекам Рида. Несколько капель при этом упало на пол — что поделаешь, опыта-то нет. Потом свернул полотенце и легонько похлопал Рида по лицу.
— А что, получилось неплохо, — бодро заметил он. — Особенно если учесть, что я сроду никого не брил. Ни единого пореза. — Он вопрошающе поднял коробочку. — Пользуетесь тальком?
Рид отказался, слегка повернув голову.
— Я бы мог привести себя в порядок и сам, — сухо заметил он, — да вы боялись доверить мне бритву.
— Только посмотрите на свои руки, — мягко упрекнул его Шон.
Та, что дрожала на краю раковины, соскользнула и укрылась под полотенцем, которое Шон оставил на плечах своего клиента. Но тогда уже заходило само полотенце, как раз над тем местом, где спряталась рука, будто там был скрыт живой пульс.
— Вы боялись не того, что они дрожат, — возразил Рид. — Боялись, что они сделают все быстро и наверняка.
— Ну… — дружелюбно протянул Шон.
— А все-таки, почему раньше? Я всегда считал, что трупы бреют после. Вы могли бы избавить себя от лишних хлопот. Косметолог в похоронном бюро… сделал бы… — Черный юмор Рида повис в воздухе.
Шон притворился, что ничего не слышит. Его большой палец, лежавший на выключателе, ампутировал вопрос, выключив свет.
Он поднял Рида с невысокого стула, на котором тот сидел во время бритья, убрал полотенце и повел его в ярко освещенную спальню.
— Все необходимые вам вещи разложены на кровати, — указал он. — Сможете сами одеться? Когда вернусь, помогу вам с запонками. Мне тоже надо одеться. Скоро нам спускаться вниз.
— Смокинг?! — дрожащим голосом произнес Рид и издал особый звук, который год назад был бы взрывом радостного смеха. Увы, только не сейчас.
— У нас небольшая вечеринка, всего лишь мы втроем, — успокаивающе напомнил Шон. — У нас должен быть презентабельный вид, у вас и у меня. Надо показать ей, что мы, мужчины, тоже можем пофорсить, правда же? Я зайду за вами через десять минут.
Шон сделал шаг, и Рид тут же потянулся к нему, намереваясь вцепиться в него обеими руками, но не успел.
— Окно в порядке? — в страхе прошептал он.
Шон подошел к окну и проверил задвижку.
— Плотнее не бывает. — Потом прошел к двери, открыл ее и вопрошающе обернулся.
Шон подошел к окну и проверил задвижку.
— Плотнее не бывает. — Потом прошел к двери, открыл ее и вопрошающе обернулся. — Я буду в своей комнате напротив через коридор. Хотите, оставлю обе двери открытыми, чтобы вы могли меня отсюда видеть?
— Нет, — неохотно отказался Рид. — Достаточно безопасно — в такую-то рань, я полагаю?
— Ну… — несколько механически ответил Шон.
— Еще ведь нет семи, так ведь?
— Вы не должны справляться у меня о времени, — терпеливо внушал Шон. — Не нарушайте наше соглашение.
— Какое славное время — семь часов? Вот если бы весь вечер оставалось семь часов! — Рид умоляюще ломал руки.
— Займитесь-ка вон той свежей сорочкой, — с профессиональной сноровкой указал Шон. — Вернусь через десять минут.
Приложив большое усилие, будто что-то мешало ему, закрыл дверь. И тут же лицо его резко изменилось. Оно уже не было бодрым, уже не улыбалось дружески. Оно оказалось усталым, хмурым и обреченным. На нем даже отразился легкий ужас. Ужас, который шел не изнутри; ужас, которому он был свидетелем, — ужас другого человека.
Он даже потянулся и провел рукой по губам, необходимость все время улыбаться утомила мышцы лица.
У себя в комнате он быстренько побрился, почти не заглядывая в зеркало и не видя собственной физиономии. Потом наспех пробежал расческой по волосам; держа полотенце в обеих руках, протер шею и стал облачаться в непривычный для него смокинг. За всю жизнь он надевал его только два раза.