Первые линии фаланги рассыпались, подобно множеству песчинок под одним-единственным порывом ветра; ящеры рвали воинов, уцелевших после атаки голых варваров, но судьба одиночек никого больше не интересовала — потому что очередная шеренга воинов внезапно упала на колено смыкая щиты, и из-за их спин в упор ударил залп гудящих стрел лесных братьев из Оркнейских зарослей. Ударил, и в считанные секунды все было кончено. Ни один из обнаженных смертников Согда не успел подойти к копейщикам средних рядов вплотную.
И вновь фаланга двинулась вперед, топча трупы своих и чужих, и их копья готовы были вонзиться в оскаленные пасти чудовищ — но шум и крики позади остановили воинов. Многие обернулись, и в ужасе увидели, как расстрелянные и растоптанные атлеты спокойно поднимаются с песка, подбирая свое оружие, и направляются к замершему строю.
Визг разорвал раскаленный воздух песков Карх-Руфи, пронзительный истеричный визг несколько сотен глоток, еще недавно рычавших в упоении боя:
— Бессмертные! Бессмертные боги! Нас обманули!… Ни боги, ни демоны не хотят, чтобы мы шли в Согд!… Горе тебе, обманутая Калорра! Горе детям твоим!…
Паника взметнула над распавшимся войском свистящие черные крылья — и калоррианцы побежали, бросая оружие и предоставляя богам и демонам самим выяснять свои сложные отношения с надменными гражданами Согда… Они бежали, и тут с трех сторон на толпу, в которую превратилась армия Калорры, ударили подошедшие из-за барханов согдийские полки.
Через сто лет сказители — от лугов Арродхи до окраин Сай-Кхона — будут петь песни о Сифском побоище. Но и тем, кто сумел уйти из мясорубки, и тем более оставшимся там навсегда, — всем им было не до грядущих легенд.
А в легендах все выглядело гораздо красивее и почти совсем не страшно…
* * *
…Когда победоносная армия Согда возвратилась в столицу, оставив на границе защитные кордоны, вместе с воинами в город вернулись бесы и уцелевшие Пустотники.
И вместе с ними вернулось смутное время. Победа победой, но теперь по улицам бродили не рабы, не парии, а свободные и равноправные граждане-бесы — молодые, здоровые, красивые, при хороших деньгах, все чаще заговаривающие с молодыми женщинами всех сословий… — и жители Согда, все еще цеплявшиеся за пошатнувшийся Кодекс Веры, постепенно начали в глубине души осознавать свою изначальную ущербность, отчего их неприязнь к бессмертным только усилилась.
Через два месяца состоялись переговоры с Вершителями Калорры, в которых со стороны Согда участвовали Ктерий Бротолойгос, Медонт, Кастор и двое Пустотников, одного из которых ни жрецы, ни Кастор почему-то никогда раньше не видели.
Через два месяца состоялись переговоры с Вершителями Калорры, в которых со стороны Согда участвовали Ктерий Бротолойгос, Медонт, Кастор и двое Пустотников, одного из которых ни жрецы, ни Кастор почему-то никогда раньше не видели. Но Пустотник есть Пустотник, и значит, так было нужно.
Это действительно оказалось нужно, потому что когда Вершители заупрямились и не захотели соглашаться на весьма умеренную (по мнению Медонта и Кастора) контрибуцию, то второй Пустотник молча обвел всех присутствующих тяжелым взглядом, потом остановил его на Вершителях… и те тихо подписали все, что от них требовалось.
За время переговоров этот Пустотник так и не произнес ни одного слова…
Еще через месяц бесы начались готовиться к отъезду: согласно договору, они должны были основать вдоль границы ряд поселений, отдававшихся им в наследственное владение, и само существование подобных форпостов должно было отбить у каллов любое желание попытать военного счастья еще раз.
И не только у каллов — часть бесов уезжала на восточные и северо-восточные рубежи. Мало ли…
Несколько согдийских женщин — прозванных «бесовками» — добровольно согласились последовать за избранными бесами, но таких нашлось отнюдь немного, и экс-гладиаторы все тянули с отъездом, страшась многолетнего, если не многовекового, одиночества.
И в этот самый момент внезапно объявилась средняя дочь покойного Архонта — куда-то пропавшая совсем недавно лар Леда Согдийская, — объявилась и публично заявила, что намерена ехать на границу вместе со спасителем империи бесом Кастором.
Скандал получился огромный. Аристократы-женщины негодовали, аристократы-мужчины ревновали; жрецы, и в особенности Отец Свободных Медонт, были вне себя, но буква закона в данном случае никак не нарушалась, и строптивая девица преспокойно укатила с сияющим Кастором — помолодевшим лет эдак на пятьсот, заодно прихватив всех своих слуг и часть вассалов их семейства.
Мода есть мода, и через пару дней бесы стали уезжать, увозя с собой двух, а то и трех жен; отцы запирали дочерей, мужья подозрительно косились на верных супруг — но все равно свободные гражданки великого Согда мечтательно вздыхали, провожая томным взглядом бронзовокожего атлета.
Бессмертного.
Беса?
Бога?
Какая разница?… Начало было положено.
6
… — Ладно, Даймон. — Сигурд запнулся, пытаясь поделикатнее сформулировать свою мысль. — Я все понимаю… История есть история. Тем более что это история нашего мира, а мы, как выяснилось, пробавлялись легендами… Но все-таки это дело прошлое, а мы хотим знать: где ответ на НАШ вопрос? Наш с Солли?!