Они звали себя — салары. Скользящие в сумерках. А Изменчивых они звали Перевертышами. И лес дрогнул. Дрогнул и отступил… Потому что Изменчивые жили один раз, а Мертвители и Постоянные — девять, отчего они считали себя потомками богов.
Правда, не все Постоянные жили девятикратно: далеко, на юго-западе, в четырех дня пути лежал Согд — город людей, умирающих навсегда. Сам Согд не очень-то интересовал Изменчивых, но иногда старый Морн брал с собой двух-трех учеников постарше и шел в город на Охоту, проскользнув в темноте мимо кордонов Мертвителей.
В Согде они меняли шкуры и дикий мех на оружие и инструменты. Морн тщательно подбирал себе спутников, но один раз их учуяли собаки Мертвителей, испортив всю Охоту; потом молодой волк Горхат, несмотря на запрет Тварьца, перебрал хмельного и потерял контроль в какой-то таверне…
Его разорвали на части, а от того, что двое Постоянных легли рядом с волком, матери Горхата не стало легче…
Так что каждое утро два десятка подростков собирались у дома Сына Большой Твари — учиться.
Учиться выживать. И убивать.
Убивать за себя и за зверя. Впрочем, сам Морн всегда оставался человеком — и Солли с приятелями оставалось только гадать, что за Зверь скрывался в Сыне Большой Твари.
И лишь потом, через много лет, Солли понял, что среди Мертвителей были куда лучшие учителя, чем Морн. Учителя меча — но Тварец учил молодых Изменчивых не только мечу и когтю.
Он учил — а они…
Они уже умели по запаху различать Постоянных и Изменчивых, могли без устали по нескольку дней гнать добычу, настигая ее в конце концов стремительным броском; многие овладевали разными ремеслами, чему очень радовались родители… Они учились готовить из трав целебные мази, а не жевать инстинктивно найденный лист, определять направление по звездам, не всегда полагаясь на звериное чутье, они…
Многое передавал им старый Морн — но молодые оборотни охотно хватались за деревянные, а позже — стальные мечи, с жаром рубились, часами готовы были стрелять из лука, бросать ножи, а вот долгие рассказы Тварьца о травах, звездах, обычаях Постоянных или беседы о давно ушедших временах зачастую пролетали мимо юных горячих голов.
Впрочем, не всех…
Однажды торжествующий Солли примчался к Морну и с гордостью сообщил, что если к мази от ожога добавить толченую кору Красного дерева, то новая кожа нарастает значительно быстрее. Он захлебывался радостью открытия — и впервые увидел, как расплывается в улыбке лицо Сына Большой Твари, веселые лучики собираются у помолодевших глаз…
Никогда не улыбались глаза Морна во время уроков боя, а тут…
Целый день Солли носился с мазью, вспоминая улыбку старика, а завтра утром…
— Мертвители!…
Солли часто видел потом в ночных кошмарах то утро, когда в деревню влетел мчавшийся из последних сил пардус Ролло. Его раны затягивались на глазах — в зверином облике лишь тяжелые ранения угрожали жизни, чего нельзя было сказать об облике человеческом, — но Ролло не мог дожидаться и уже стоял на двух ногах, обливаясь кровью.
— Облава! — прохрипел он. — Скорее…
И упал, но упал на четыре лапы с выпущенными когтями.
Не раздумывая, Солли рванулся к своему дому — волком.
Отец. Мать. Оружие.
Он не успел. Мертвители ворвались в деревню с трех концов, и крайние дома уже горели, а люди в серых плащах перекрывали улицы. Увернувшись от удара мечом, Солли вьюном проскочил между ногами салара, цапнув того за щиколотку, и скрылся за углом.
У их дома кипел бой. Отец и мать рычали и метались в кольце врагов, и шерсть их слиплась от крови. Солли прыгнул сзади на Мертвителя, замахнувшегося на мать, и не разжал сомкнутые на чужом горле клыки, даже когда острая боль пронзила его бок.
Потом он кинулся в дом.
Солли плохо помнил, что было дальше. Горела деревня, он оглох от криков и лязга оружия; они с матерью и бешеным Лорквоу стояли посреди улицы — два волка и человек, — и Солли бросал свои ножи в накатывающуюся волну Постоянных, но ножи кончились, и остался меч, и кровавый вихрь захлестнул его. Отец рухнул с разрубленной головой, так и не выпустив корчащегося салара; рядом то ли взвизгнула, то ли всхлипнула мать, когда зазубренный клинок отсек ей переднюю лапу; Солли подхватил мать на руки и побежал, чувствуя, что надолго его не хватит, что это конец, а потом наступила тишина и он остановился.
Перед ним стоял Морн.
— Уходи, — коротко приказал Морн, и Солли заковылял дальше, спотыкаясь и не падая только потому, что на руках у него была мать, видя вокруг себя отступающих к лесу Изменчивых…
Последнее, что он запомнил — пустая улица, багровый дым и шеренга Мертвителей, медленно надвигающаяся на одинокую сутулую фигуру Морна…
…Когда они вернулись, Морн все так же стоял посреди улицы, скрестив руки на груди, и в глазах его затухали, подергиваясь пеплом, страшные жгучие угольки…
Постоянных не было.
Перед ним стоял Морн.
— Уходи, — коротко приказал Морн, и Солли заковылял дальше, спотыкаясь и не падая только потому, что на руках у него была мать, видя вокруг себя отступающих к лесу Изменчивых…
Последнее, что он запомнил — пустая улица, багровый дым и шеренга Мертвителей, медленно надвигающаяся на одинокую сутулую фигуру Морна…