И поворачивается к Дейзи. Она кажется смущенной и явно подыскивает предлог сбежать. Но он ее не отпустит.
— Объясни, пожалуйста. Я что-то не понял. Почему «дерзнул» сюда подходит, а «решился» — нет?
Дейзи мило улыбается отцу.
— «Дерзнул я появиться на волне…» — медленно и отчетливо повторяет она. — Это пятистопный ямб. Ти-там, ти-там, ти-там: безударный — ударный, безударный — ударный. И так пять раз. А «решился я» — добавляет лишнюю стопу, она ломает размер.
Грамматик тем временем устраивается на кожаном диванчике; его шумный вздох отчасти заглушает ее последние слова.
— Ладно, ладно, — ворчит он, — придержи коней. А «то был не сон, не сказочное виденье…» — это что такое? У Шекспира полно неправильных строк, в сонетах так просто десятки. Он вполне мог написать «решился».
— «То был не сон» — это Уайет,[14] — бурчит себе под нос Дейзи.
Пероун бросает на нее взгляд и предостерегающе поднимает палец. Она настояла на своем, но последнее слово должно остаться за дедом. Если, конечно, она не намерена спорить до ночи.
— Наверное, ты прав, — миролюбиво произносит она. — Мы оба правы. Еще джину, дедушка?
Грамматик передает ей свой бокал.
— Мы оба правы. Еще джину, дедушка?
Грамматик передает ей свой бокал.
— А себе налью тоника, — говорит Дейзи.
Несколько секунд она молчит, чтобы спор забылся, затем так же негромко сообщает отцу:
— Пойду накрою на стол.
Быть может, Генри чересчур суетится. Да, пожалуй. В конце концов, что он может сделать? Если Дейзи переросла своего наставника, а он не способен с этим смириться, — так тому и быть. Что-то изменилось в ней, и он не понимает этой перемены; за безупречными манерами чувствуются какие-то беспокойные волны, приливает и отступает готовность к схватке. Как бы там ни было, пить вдвоем с тестем его совершенно не тянет. Он с нетерпением ждет, когда вернется Розалинд — жена, дочь, мать, адвокат. Здесь явно не хватает ее навыков.
— Принеси книгу, я хочу посмотреть, — говорит он Дейзи.
— Хорошо.
Пероун садится на второй диван, по другую сторону поцарапанного полированного столика, пододвигает тестю орешки. Позади них, в холле, Дейзи, тихо чертыхаясь, копается в рюкзаке. Тесть и зять не утруждают себя светской беседой. Даже случись им набрести на тему, интересную для обоих, — мнение друг друга останется им безразлично. Поэтому они молчат, и обоих это вполне устраивает. В первый раз с тех пор, как вошел в дом, Пероун удобно устраивается на диване, вытягивает ноги; от трех бокалов шампанского и вина на пустой желудок в голове у него стоит приятный туман, мышцы еще ноют от утреннего сквоша, в ушах позванивают отголоски блюза Тео; прикрыв глаза, он впадает в приятное полузабытье. Все хороню, все прекрасно. Пилоты — безобидные русские; Лили там, где о ней заботятся; приехала Дейзи и привезла свою книгу; два миллиона великодушных идеалистов вышли на улицы, чтобы остановить войну; Тео и Чес написали чудесную песню; Розалинд в понедельник выиграет свое дело, а сейчас уже едет домой; статистически крайне маловероятно, чтобы сегодня вечером террористы прикончили их семью; тушеная рыба, кажется, особенно удалась; сложных пациентов на следующей неделе не ожидается; Грамматик настроен благодушно; завтра — в воскресенье — их с Розалинд ожидает чудное утро, полное неторопливой неги. А теперь пора еще выпить.
Он протягивает руку к бутылке, чтобы подлить себе вина, и в это время из прихожей доносится звучный металлический лязг, радостный возглас Дейзи и звучный баритон: «Привет, сестренка!» — а затем хлопанье входной двери, от которого по бокалу поэта разбегаются концентрические круги, приглушенные голоса и невнятные звуки объятий. Пришел Тео. Секунду спустя оба появляются в дверях, в руках у каждого — драгоценные дары для деда: у Дейзи — книга, у Тео — гитара. Из всей семьи Тео легче всего общаться с Грамматиком. У них есть общий интерес — музыка, но соперничество исключено: Тео играет, дед слушает и коллекционирует блюзовые записи, теперь с помощью внука перенесенные на жесткий диск.
— Дедушка, не вставай! — говорит он, прислоняя гитару к стене.
Но старик уже поднялся на ноги, и вот дед и внук обнимаются — просто и искренне, без всяких церемоний. Дейзи садится рядом с отцом, кладет книгу на колени.
Дед наконец выпускает Тео из объятий, вглядывается ему в лицо; с появлением внука он, кажется, помолодел лет на десять.
— Значит, порадуешь меня новой песней?
Генри вглядывается в обложку книги — темно-синюю, с черным заголовком. Он обнимает Дейзи за плечи, и та придвигается ближе к нему, словно стараясь взглянуть на книгу его глазами. И сам он пытается представить, каково ото — держать в руках собственное творение. В ее возрасте он оканчивал пятый курс, с головой уйдя в мир анатомии и латинских названий, и ни о чем подобном и не мечтал. Он переворачивает страницу. На титульном листе — все те же три слова, теперь вписанные в двойной прямоугольник: «Скромный мой челнок».
На титульном листе — все те же три слова, теперь вписанные в двойной прямоугольник: «Скромный мой челнок». Дейзи Пероун. Внизу — название издательства. Еще ниже — Лондон, Бостон. Корабль Дейзи, пусть и скромный, пустился в трансатлантическое плавание. Тут Генри понимает, что Тео уже несколько секунд пытается привлечь его внимание, и поднимает глаза.