— А как же? — хмыкнула конопатая и продемонстрировала свое уникальное оружие.
Мы немного полюбовались массивным гребешком, после чего солнечная водрузила его обратно, в копну густых, рыжих волос. Серафима не обманула, за это время волосы Селистены вернули себе натуральный цвет, чем очень меня радовали. Конопушки также пробились к солнцу и обильно украшали мою мелкую. И как она только могла покуситься на такую прелесть? Хорошо еще, что ей достался уравновешенный и воспитанный жених вроде меня, а то другой, на моем месте, мог бы и свадьбу отложить.
— Знаешь, а у Шарика твой серебряный коготь остался.
Словно поняв, о чем речь, Шарик приподнял правую лапу и продемонстрировал сверкающий на солнце коготь.
Хм, удивительное дело. Вообще-то это давняя история. Когда-то давно, когда я только начинал обучение в «Кедровом скиту», очень любил всяческие взрывные заклинания. Меры я не знал, и однажды, не рассчитав силу взрыва, лишился пальца на правой руке. За такую шалость можно было сильно схлопотать от наставников, так что я быстро соорудил себе что-то вроде серебряного когтя и заявил, что сделал это нарочно, чтобы серебро всегда было под рукой (или в руке).
Ведь всем известно, что лучше серебра в борьбе с нечистью ничего нет.
Так вот, когда я вселился в Шарика, мой личный знак очутился и у него. По логике, вернув себе человеческое обличье, я должен был вернуть Шарику его собственный обычный коготь. Ан нет, выходит, что-то заклинило, и средство борьбы с порождением тьмы осталось при нем.
— Странно, — протянул я, рассматривая его. — Ну что, псина, ты на меня не в обиде?
Шарик отрицательно махнул головой.
— Может, это и к лучшему, — улыбнулась Селистена, потрепав своего любимца (на этот раз не меня) по холке.
— Может быть, — обидчиво буркнул я и поскорее подставил свою спину под вторую руку боярышни. Как-никак я тоже имею право получить свою порцию ласки.
Однако блаженство длилось недолго. Мой острый глаз заметил на воде, прямо по курсу, какой-то странный предмет. Неожиданно этот предмет замахал руками и был опознан мною как человек. Хотя нет, точнее было бы сказать — как ребенок.
Даже будучи обычным Даромиром, я бы не остался равнодушным при виде тонущего ребенка, а уж в шкуре Золотухи вообще потерял последний разум. Только этим можно объяснить то, что звонок опасности, заверещавший в моей голове, был полностью проигнорирован. Ну как я могу думать о какой-то грозящей опасности, когда перед глазами происходит трагедия. Мало того, трагедия с участием ребенка.
В общем, как бы то ни было, но спустя минуту на борт был вытащен маленький, дрожащий от холода мальчик. Моя материнская сущность клокотала от негодования: да как родители могли оставить без присмотра такую крошку? И вообще…
А звон не умолкал. Да когда же этот колокольчик заткнется, ну что может сделать нам один напуганный, замерзший мальчонка лет семи? Ровным счетом ничего. А раз так, то можно признать, что первый раз в жизни мое чувство опасности меня подвело.
Конечно, накормить, отогреть и расспросить крошку я хотел сам, но травмировать детскую психику видом говорящей собаки побоялся. Пришлось доверить такое важное дело Селистене. И хотя она оказала первую помощь очень быстро и правильно, меня не покидало ощущение, что я бы проделал всё это лучше, во всяком случае, ласковей.
Когда ребятенок отогрелся и насытился, пришло время расспросов. И вот, глотая слезы, мальчик рассказал нам жуткую историю. Оказалось, зовут его Иванушкой, он сирота и всю жизнь прожил у каких-то ну очень дальних родственников. Те его не любили и всячески притесняли. В конце концов родня решила вообще извести его. Для этого его посадили в лодку, вывезли на самую глубину и столкнули в воду.
Тут я не выдержал и разрыдался. Слезы текли по рыжей шерсти. Я не мог представить, что же это за люди, которые способны утопить такого мальчугана. Далее меня сильно удивила Селистена. Она вообще слушала рассказ со странным выражением лица, словно не веря ни одному слову ребенка. А когда тот закончил, последовала череда неуместных вопросов.
— Так ты говоришь, что злой дядя повез тебя топить?
— Да, тетенька, — ангельским голоском пролепетал мальчик.
— И вы плыли на лодке?
— Да, тетенька.
— И он бросил тебя в воду?
— Да, тетенька.
— А потом уплыл, оставив тебя погибать?
— Да, тетенька.
— Странно, так почему же мы не видели ни одной лодки?
— Да, тетенька.
Такого издевательства над несчастным ребенком я вытерпеть не мог.
— Ты чего пристала к бедному ребенку?
— Ты что, совсем ослеп, не видишь, что он врет?
— Он не может врать, он маленький!
В ответ она только презрительно хмыкнула.
Такого издевательства над несчастным ребенком я вытерпеть не мог.
— Ты чего пристала к бедному ребенку?
— Ты что, совсем ослеп, не видишь, что он врет?
— Он не может врать, он маленький!
В ответ она только презрительно хмыкнула.
— Я хотел сказать, что от пережитого ужаса он может просто путаться в своем рассказе. Оставь его в покое.
— Не оставлю, пока не пойму, зачем он врет.
— Ты же женщина и будущая мать!
— Ну и что! А ты бывший колдун, который за тысячу шагов чуял опасность. А сейчас, в шкуре Золотухи, ты не можешь увидеть очевидного.