— Иван, мы не можем тянуть дальше.

— Что ты предлагаешь?

— В нашем распоряжении энергостанции Плутона. Четыре термоядерных реактора!

— Взорвав их, мы лишимся сенсорной сети дальнего обнаружения!

— Плевать, адмирал! Ты видишь, что происходит?! Они создадут на Плутоне базу, где будут воспроизводить новые корабли!

Да, Лозин видел и понимал это. Заявление, прозвучавшее из уст Херберта, развеяло последние надежды и иллюзии.

Видно, наступило время разбрасывать камни, но будет ли кому собирать их?

Иван Андреевич не знал ответа на данный вопрос.

Он взглянул на голографический монитор.

Вспучивая поверхность, из?под слоя реголита поднимались новые контейнеры с веществом, предназначенным для воспроизводства микромодулей.

ИНЫЕ размножались.

— Степан.

— Да, командир?

— Начинаем противодействие. Прикажи АРК из группы наблюдения начать сближение с флотом ИНЫХ. Как только их корабли начнут «раскрываться», выпуская атакующие слои, взрываем установки термоядерного синтеза. Командуй.

Сорок минут спустя на окраине Солнечной системы сверкнула нестерпимая для глаз вспышка.

Как будто там, на мгновенья, взошло новое солнце.

***

Сын, они — не разум. Что?то произошло с ИНЫМИ. Нас атакуют колонии машин, напоминающих мне одноклеточные организмы, обладающие лишь набором рефлексов, способствующих выживанию и размножению.

Возможно, мы сумеем постичь тайну необъяснимой трансформации разумных существ в примитивные кибернетические формы, но сейчас, после подрыва энергостанций Плутона, начинается битва за Солнечную систему, за выживание Человечества как биологического вида.

Это последнее…

Запись оборвалась.

В наступившей гробовой тишине тонко взвизгнул привод считывающего устройства, выдвинувшего из недр терминала четвертый кристаллодиск.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ИНВОЛЮЦИЯ

ГЛАВА 7

Настоящее…

«Тандем»…

Андрей силился, но не мог представить его.

Воображение рисовало контур чего?то огромного, летящего через бездну пространства.

Тишина била по нервам, после жесткого информационного прессинга осталось стойкое ощущение дезориентации, разум пытался постичь сотни новых понятий и истин, но разве по силам сделать это немедленно?

Он даже не мог с точностью ответить самому себе, сколько прошло времени с того момента, как считывающее устройство заглотало первый кристаллодиск.

Тишина била по нервам, после жесткого информационного прессинга осталось стойкое ощущение дезориентации, разум пытался постичь сотни новых понятий и истин, но разве по силам сделать это немедленно?

Он даже не мог с точностью ответить самому себе, сколько прошло времени с того момента, как считывающее устройство заглотало первый кристаллодиск.

Казалось, в тесном помещении побывали десятки людей, сюда ворвались не только слова, мысли адмирала Лозина — за его образом, словно призраки, стояли миллионы человеческих судеб, и внутреннее восприятие Андрея внезапно перевернулось, поменяло знак: он вновь попытался представить «Тандем», но теперь вместо расплывчатых исполинских контуров увидел совсем иную картину.

Крохотная искорка света, плывущая на фоне мириад немигающих звезд.

Песчинка, затерявшаяся во мраке бесконечности.

Семя надежды, не оправдавшее чаяний своих создателей, потерявшие функциональность отсеки, огромные или маленькие залы, где взошли ростки ксенофобии, разом перечеркнувшие изначальный смысл отправленной к далеким звездам экспедиции…

Сколько же нас осталось? — невольно подумал Андрей.

Интуиция подсказывала, что к этой схватке за компьютерный центр применимо древнее высказывание: «Пиррова победа».

На борту «Тандема» победили невежество и ненависть — вот та горькая, запоздалая правда, которую в эти минуты понимали все: и Ван Хеллен, молча застывший у опущенной аварийной переборки, и очнувшийся Курт, и Постышев, который видел запись практически с начата до конца, и даже Чужой, понимающий человеческую речь в объеме, позволившем ему уловить общий смысл посланий с далекой Земли.

Казалось, что наступившая тишина не закончится никогда…

Кто?то должен был первым нарушить ее, сломать твердую корку потрясения, но понимание истины не приходит вдруг — все увиденное, услышанное, пережитое лишь подрубило казавшиеся незыблемыми устои сознания — рухнуло и без того шаткое мировоззрение, но что появится на его обломках, не мог бы предугадать ни один мудрец.

Стоило заглянуть в холодные глаза Доминика, увидеть, как нервно подергивается его щека, как побелевшие пальцы цепко и судорожно сжимают приклад ИПК, как медленно расширяются зрачки Андрея Лозина, а Курт, болезненно морщась, искоса поглядывает на фигуру Чужого, совершенно обессилевшего от многочасового стояния в неудобной позе, чтобы понять: пропасть между ними едва ли сузилась.

Тишина.

Хрупкая, ломкая тишина.

Она могла свести с ума или дать время для прозрения, но, кроме нее, на борту «Тандема» существовали еще десятки сторонних сил, так или иначе способных повлиять на сложившуюся ситуацию.

***

Николай Астафьев сидел, погрузившись в глубокое, тяжелое раздумье.

На плоском экране монитора больше не велся обратный отсчет времени — новый год наступил, и он был выигран в плане перераспределения ресурсов Мира.