Было время, когда борьба двух рас полыхала по другую сторону смежного сектора, но с каждым годом людей становилось все меньше, а Чужих — больше. Много лет назад, когда Доминик был еще мальчиком. ксенобиане начали плодить бойцов — существ с коротким сроком жизни, отличающихся от своих хозяев некоторыми анатомическими особенностями и низким уровнем интеллекта.
Жестокая арифметика подавляющего численного превосходства резко повлияла на ситуацию, за несколько лет сузив рамки противостояния до ожесточенных схваток в отсеках и переходах, вплотную примыкающих к жилому сектору человеческой части Мира.
…Ван Хеллен гак и не заметил признаков движения на опустевших баррикадах.
Неужели следующая атака Чужих станет последней?
За спиной Доминика остались стылые, постепенно промерзающие отсеки, где у неработающих синтезаторов пищи в полном неведении ждали решения своей участи дети и подростки, старшим из которых едва исполнилось по четырнадцать лет.
Он никогда не плакал, но сейчас взгляд вдруг затуманился, стал расплывчатым…
Жутко понимать, что ты стал взрослым.
Все. кто был старше, погибли. Коммуникатор молчал, но ведь кто?то отбил атаку, загнав Чужих назад в глубь тоннельных переходов?
Нужно искать… Искать…
В этот момент что?то зашуршало сбоку.
Машинальная реакция, обостренная отчаянным, безвыходным положением, заставила его распластаться рядом с убитыми.
Он застыл, зная, что ксеноморфы вряд ли отличат по запаху мертвого человека от живого. Это даст ему несколько секунд, чтобы скосить их внезапной автоматной очередью.
Тело застыло в напряжении, но взгляду не прикажешь, расширенные зрачки искали источник насторожившего шума, и Ван Хеллен внезапно увидел крохотную, облаченную в скафандр фигурку, которая медленно ползла по своду зала, немыслимым образом удерживаясь от падения с двадцатиметровой высоты.
Секундой позже до него дошло, кто это мог быть.
Левая нога человека не гнулась, она лишь мешала продвижению, постоянно цепляясь за различные выступы ячеистого свода, вдоль которого вились хитросплетения трубопроводов и толстых, собранных в жгуты кабелей.
Астафьев.
— Ник, я тебя вижу… — пересохшие губы с трудом выдавили короткую фразу.
Фигура остановилась.
— Доминик?
— Да, это я.
— Не выдавай меня, прошу.
Ван Хеллен чувствовал — еще немного, и у него начнется истерика.
— Как ты удерживаешься там?
— Магнитные присоски. Ты не выдашь меня?
— Посмотри вниз, Ник. Мне некому тебя выдавать…
— Я боюсь высоты. — Крохотная фигурка вновь начала осторожное продвижение среди образующих свод конструкций. — Что, все так плохо?
— Мне кажется, я один на баррикадах. Сейчас Чужие пойдут в атаку, и нам конец.
— Постарайся удержать их. Мне нужно время на установку зарядов.
В душе Ван Хеллена всколыхнулась горечь. Вспомнился вчерашний разговор. Поверь он словам Николая, и все, возможно, обернулось бы иначе. Может, и не лежал бы он сейчас рядом с телами погибших, глядя на крохотную фигурку, ползущую по потолку.
Остановить Чужих может только безумие или чудо.
Накануне это не казалась Ван Хеллену очевидным, а сейчас он вдруг понял, что готов отдать все за призрачный, нереальный проблеск надежды…
***
Их было десять человек — подростков по тринадцать?четырнадцать лет.
Среди старших детей верховодил Сергей Лукорьев.
— Плюс два градуса, — мрачно сообщил он, посмотрев на небольшой информационный экран.
Холод начинал пробирать до костей, несмотря на одежду.
К нему подошла Даша — пятилетняя девочка. На осунувшемся землистом лице влажно поблескивали по?детски красивые, полные наивной надежды глаза.
— Сережа, когда мы будем кушать?
Лукорьев даже не посмотрел в сторону синтезатора пищи. Что толку пялиться на прибор, когда тот не работает.
— Серега, перестрелки не слышно. Уже второй час тишина.
Он повернулся, мрачно взглянув на Пашу Казимирова.
Верховодить в детских шалостях и забавах одно, а вот сидеть в постепенно промерзающем отсеке и отвечать на безысходные вопросы — совершенно другое. Откуда ему знать, почему так тихо? Где взять хоть кусочек пищевого концентрата?
Родители ушли, двое суток никто не возвращался с линии передовых укреплений, но раньше оттуда доносились отзвуки боя, а теперь настала эта жуткая тишина.
Даша внезапно села и тихо, почти беззвучно заплакала.
Мучительная беспомощность подступила к горлу Сергея.
Он сам был готов разрыдаться, но в такие часы дети взрослеют не по годам.
— Ну?ка не плачь. — Он присел на корточки.
Даша всхлипнула, но не отвернулась, позволив Сергею вытереть застывшие на ее щеках слезы.
— Вот что… — Лукорьев выпрямился, оглядевшись вокруг, будто и вправду томительные часы безысходного ожидания превратили его из подростка в мужчину. — Никто не плачет. Младшие остаются тут. Ну а мы… — Он повернулся к тем, кто постарше. — Мы сейчас пойдем и все узнаем у родителей. Раз наступила тишина, значит, Чужих выгнали из сектора, — не дрогнув, произнес он, хотя в голове билась прямо противоположная мысль. — Даша, ты садись тут, — он указал на кресло рядом с синтезатором пищи, — и жди, пока зажгутся зеленые огоньки.
— Хорошо, Сережа. — Девочка больше не плакала. — Только ты скажи маме, что мне холодно. Пусть возвращается быстрее, ладно?