— Десять.
— Три.
— Восе… эй! Мне показалось или ты только что сказал…
— Два.
— Вы, эльфы, хуже гномов! Пять и это мое последнее предложение! Иначе забирайте свою груду железа и проваливайте из Логова на все четыре стороны!
Мы с Огом переглянулись, и он вздохнул:
— Хорошо, Тулл. До той поры пока не отработаем ремонт — минус пять процентов от стандартной оплаты.
— Вот и замечательно! — повеселел владелец доков. — Я рад, что мы смогли договориться.
Еще бы ты не рад, рыжий стручок! Пользуясь нашим бедственным положением, выбил для себя замечательные условия, ничего при этом не потеряв. Что же. На какое-то время придется затянуть поясок. Но как только представится случай — я буду первым, кто выбьет из Тулла не только прибавку к жалованью, но и его фамильные серебряные пряжки и алмазные запонки. Мы два с лишним года рисковали шеей ради лепрекона. То, что нас ни разу не подцепили с «горячими» артефактами — просто чудо. Дважды наши задания были на грани провала, и спасало лишь то, что мы известны на всем архипелаге Павлиньего хвоста как самые опытные почтовые курьеры, которые не единожды оказывали услуги независимым островам Союза.
— А уж мы-то как рады, Тулл. Просто плачем от счастья, — я отхлебнул рома. — «Круситский»?
— По бутылке что, не видно? — хмыкнул. — Это тебе не «Сан-Рафаэль» или «Атакамес». Ром высшего сорта. Дороже только у губернатора.
Это точно. У нашего славного дона Сиксто в подвалах то же самое пойло, но проданное стариной Туллом в два раза дороже той цены, по которой он покупает напиток на острове Крусита.
— Вы, между прочим, не хотите мне ничего передать? — лепрекон выбил выкуренную трубку и воззрился на нас, словно рыжий кот на мышей.
Я усмехнулся, залез в карман правой штанины комбинезона и вытащил маленький цилиндр, запечатанный сургучом.
— Тебе письмо, мерзкая акула.
Он хохотнул, хотя я и не думал шутить. Ловко поймал послание, разломал печать. На свет появился листок тростниковой бумаги.
— Что бы я без вас делал, ребята? Обожаю почту. В особенности, когда пишут любимые внуки, — улыбнулся он, скомкал письмо и, не глядя, бросил на пол.
— Даже не прочтешь?
— А зачем? — удивился Тулл. — Я и так знаю, что там накалякано. Опять просят денег, лодыри!
Из футляра на сморщенную ладонь упало два светло-желтых камушка. Каждый из них был величиной не больше просяного зернышка.
Лиснейские камни. По пять сотен луидоров за штуку или пожизненное на серебряных рудниках, если тебя поймают за продажей или перевозкой.
Подобные игрушки входят в первую десятку запрещенных «горячих» товаров и находятся под номером шесть в списке для смертников-контрабандистов. А все оттого, что таким камушком можно снять с себя самое страшное проклятье и даже отвести в сторону высшие заклинания черной магии. Также с их помощью возможно призвать демона и поручить ему убить конкурента. В общем, мерзкие штучки.
— Да. Все в порядке. — Тулл придирчиво изучил камни и спрятал их во внутренний карман жилета. — Не смею вас больше задерживать.
Я улыбнулся, на краткое мгновенье приложился к рому и сказал:
— Мы с радостью тебя оставим, как только ты заплатишь. И не делай такое изумленное лицо. Наш договор вступает в силу лишь со следующего рейса. За эти зернышки изволь расплатиться честь по чести.
Тулл, кряхтя, полез в ящик стола. Кажется, он собирался умереть, что и не удивительно. Всем известно, для лепрекона расстаться с деньгами — самая большая трагедия в жизни.
— Забирайте и проваливайте. У меня от вас уже голова болит.
Ог сгреб деньги.
Ог сгреб деньги. Не спеша, пересчитал. Кивнул, подтверждая, что все правильно.
— Доброй ночи, Тулл. С тобой всегда приятно иметь дело, — сказал я и, не расставаясь с бутылкой рома, направился к двери.
— Эй! Лас! Совсем забыл спросить — кто это вас так хорошо продырявил? Вы едва сели.
— Морской народ, — ответил Ог, прежде чем я успел открыть рот.
— Морской народ? — эхом отозвался порядком изумленный Тулл. Он явно счел, что Огу удалось невозможное — опьянеть с одной бутылки виски.
— Шли над водой, на бреющем. Вот тут они нас и достали. Лупанули прямо из-под воды «Коралловой завесой».
— На кой вы им сдались? У них с Союзом уже лет двадцать как перемирие.
— Мы-то откуда знаем? Если тебе интересно — сплавай к ним да спроси. Можешь еще от нашего имени выставить счет за «Ласточку», — прогудел Ог.
И мы, не дожидаясь следующего вопроса, покинули берлогу лепрекона.
Глава 3,
в которой все узнают, что не слишком трезвые летуны не способны не лезть в чужие дела
Жар, поднимающийся от залива, прогретого за день, заставлял огни Сан-Винсенте дрожать и мерцать. Словно в эту ночь из джунглей прилетели гигантские светлячки и расселись на всех окрестных холмах. Сейчас они казались куда ярче крылышек фэйри, обслуживающих полосы Логова. Ребята старательно светили синим, зеленым и красным, показывая летунам, задержавшимся в небе, место для посадки.
Лишь когда мы оказались на берегу, Ог остановился, засунул руки в карманы испачканного комбинезона и полной грудью вдохнул влажный воздух тропической ночи. Я не спешил начинать разговор — слушал несмолкаемый стрекот пальмовых цикад и песни древесных лягушек. Наконец, орк достал кисет, трубку, задумчиво посмотрел на них и убрал обратно, сказав мне совсем не то, что я ожидал услышать: