— А конкретнее?
— Это всё, что нам пока известно. Но рано или поздно мы выясним детали. И не исключено, что когда-нибудь ты получишь задание, связанное с этим загадочным проектом «Атлантида». Как тебе такая перспектива?
— Неплохо, — сказал я. Затем несколько секунд помешкал в нерешительности и произнёс: — Знаешь, отец, есть одна мелочь, которая портит мне всё удовольствие от твоих планов. Это вроде крохотной соринки в глазу. Мелочь — но страшно неприятно.
Он с трудом подавил ухмылку.
— Боцман в рубке?
— Ага. Когда он гавкает: «Капитан на мостике!», мне так и хочется завыть.
— Тогда можешь спать спокойно. Сейчас моя власть над флотом непоколебима, главный ретроград, Биргофф, уходит на пенсию, а Павлов, Бенсон и Фаулер совсем не против заменить боцманов длинноногими стюардессами. Вопрос уже решённый. Теперь ты доволен?
— Вполне, — ответил я, невольно расплываясь в улыбке.
Отец вернулся в кресло, убрал голографический макет будущего императорского дворца и облокотился на стол.
— Ладно, сын, переходим к делу. Как я понимаю, ты не забираешь свой рапорт?
Речь шла о возвращении фрегата «Марианна» на Октавию. Корабль был отправлен в полёт ещё месяц назад, сразу по окончании войны, а теперь вдогонку за ним должен был последовать быстроходный корвет, чтобы забрать временных членов экипажа — ведь почти треть команды «Марианны» поступили на службу в Ютландские ВКС. Я подал рапорт, чтобы этим корветом был «Орион».
— Нет, сэр, — ответил я. — Моя просьба остаётся в силе. Всё равно мне понадобится в ближайшее время лететь на Вавилон, чтобы переоформить наши активы на имя Имперского Правительства Ютланда. А я хочу уладить все дела до рождения моих детей.
— Ну, это вовсе не срочно. Пока нам с лихвой хватает и текущих поступлений от продажи эндокринина.
Отец имел в виду торговые корабли, которые отправились вслед за земным экспедиционным флотом, сделав ставку на победу Ютланда в войне с Тянь-Го. Три недели назад, прибыв в нашу систему, они убедились, что не прогадали, и теперь торговали с нами привезёнными товарами, одновременно закупая у нас эндокринин по ценам значительно ниже вавилонских.
— А если понадобится, — добавил отец, — то господин Константинидис и другие банкиры самолично прибудут к нам, чтобы оформить необходимые документы.
— У меня есть ещё несколько дел на Октавии, — сказал я.
— Да. Я догадываюсь, какие. Но тебе не обязательно лично убеждать родителей Лины переехать с семьёй на Ютланд; их убедит кто угодно. Достаточно будет сообщить им, что скоро у них появится внучка. То же самое с твоими дедом и бабушкой. Меня они никогда не любили, но ради тебя и твоих детей приедут.
— Согласен.
Но есть кое-что, чего никто не сможет сделать за меня. Я хочу собственноручно поставить на мамину могилу новый памятник с её настоящим именем. И положить букет цветов.
Отец наклонил голову и глухо произнёс:
— Твой рапорт принят, Алекс. Можешь лететь. Положи маме букет и от меня… И передай, что я очень виноват перед ней. — Он помолчал. — Но это ещё не всё, ведь так?
— Да. Я собираюсь предъявить иск правительству Октавии. По обвинению в маминой смерти.
Отец долго не отвечал, погружённый в задумчивость. Потом сказал:
— Я ожидал чего-то подобного. Но разве это воскресит её? Зачем ворошить прошлое? Во время тех событий погибло много невинных людей.
— Их смерть не осталась безнаказанной. Виновных судили, они получили свой срок. Ты с адмиралом Биргоффом и ещё несколькими вашими сподвижниками, живущими здесь, числитесь на Октавии военными преступниками. Если бы вы попали в руки тамошних властей, вас поставили бы перед судом. Но маминых убийц правительство не тронуло. Оно судило мятежников, а своих преступников покрывало. Я не стремлюсь к мести, я даже не собираюсь требовать наказания исполнителей. Я лишь хочу справедливости. Хочу выполнить свой долг перед маминой памятью. Хочу, чтобы эриданский народ, в лице двенадцати присяжных, признал своё правительство виновным в укрывательстве преступления и соучастии в убийстве. Только это примирит меня с Октавией.
— Для тебя это так важно?
— Для меня это очень важно, отец. Ютланд теперь моя страна, но Октавия остаётся родиной.
— Ну, а если присяжные, которых ты считаешь полномочными представителями народа, оправдают своё правительство? — спросил отец. — Что тогда?
Я вздохнул:
— Это будет означать, что Октавия отвергла меня, окончательно и бесповоротно. Я смирюсь с её приговором. Однако я надеюсь на торжество справедливости.
— Что ж, сынок, — медленно кивнул отец. — Поступай, как велит твоё сердце. Выполняй свой долг чести.
Когда я уже собирался уходить, он остановил меня у самой двери:
— Погоди, Алекс. Ты ничего не забыл мне сказать? Это всё, что ты планируешь сделать на Октавии?
Я замялся.
— Ну, в общем, осталась одна мелочь. Она не стоит упоминания.
— И всё-таки?
— Я собираюсь набить морду господину Тёрнеру, отцу Элис. В некотором роде это тоже долг чести.
Август 2002 — февраль 2003 гг.
Примечания
1
Уорент-офицер — прапорщик. Не путать с мичманом, который принадлежит к младшему командному составу и соответствует армейскому второму лейтенанту.