Пришелец поглядел на серые предметы на прилавке, мигнул своими желтыми глазками и издал урчащий звук. Спустя минуту Льюэллин решил, что все же это был смех.

— Что смешного? — поинтересовался он.

— Не смешного, — сказал пришелец. — Я смеюсь, потому что я счастлив. Завтра я лечу домой — наша полевая практика закончена. Можно, я сделаю снимок? — в багровой лапе появилась маленькая машинка с линзами.

— Ну, я думаю… — неуверенно начал Льюэллин. — Постойте, вы говорите, что летите домой? То есть вы все? А когда вы вернетесь?

— Мы не вернемся, — ответил пришелец. Он щелкнул камерой, вынул снимок и посмотрел на него, потом заурчал и спрятал снимок обратно. — Спасибо за приятный опыт. Всего хорошего. — Он повернулся и полез в машину. Машина отъехала в облаке пыли.

— И так все утро, — сказал Фрэнк. — Ничего не покупают — только щелкают.

Льюэллин почувствовал, что его трясет.

— Нет, вы подумайте, он ведь и вправду… они все уезжают?

— Так по радио сказали, — ответил Фрэнк. — А Эд Кун проезжал утром в Хортонвиль, так он говорит, что ни одной лепешки с позавчерашнего утра не продал.

— Ну, я просто не понимаю, — сказал Льюэллин. — Не могут они так просто уехать. — Руки у него здорово тряслись, и он сунул их в карман. — Скажи, Роджер, — спросил он фермера с бакенбардами, — вот сколько бы ты заплатил за эту лепешку?

— Ну-ууу…

— Это десятидолларовая, ты знаешь, — сказал, придвигаясь, Льюэллин. Его голос помрачнел. — Первый сорт лепеха, Роджер!

— Я знаю, только вот…

— Что бы ты сказал на семь пятьдесят?..

— Да вот не знаю. Могу дать — ну, пять…

— Продано, — сказал Льюэллин. — Заверни, Фрэнк.

Он смотрел, как фермер несет свой «трофей» к пикапу.

— Снижай цены к чертям, Фрэнк, — слабо сказал Льюэллин, — проси, что хочешь. * * *

Долгий день подходил к концу. Обнявшись, Льюэллин и Марта Кроуфорды наблюдали, как последние экспонаты усилиями Фрэнка покидают лавку. Делберт, прислонившись к стенке прилавка, снова ел яблоко.

— Конец света, Марта, — сипло сказал Льюэллин. В его глазах стояли слезы. — Классные лепешки пошли за цент пара…

В сумерке вспыхнули слепящие фары, и длинный низкий автомобиль подкатил к лавке. В нем сидели два зеленых существа в дождевиках, с кожистыми антеннами, торчавшими сквозь отверстия в шляпах, напоминающих пирог со свининой, но синего цвета.

Делберт поперхнулся и выронил огрызок.

— Серпы! — прошипел Фрэнк из-за прилавка Льюэллину. -Слышал про них по радио. С Гаммы Серпентис, так сказали…

Зеленое существо изучало наполовину голые полки. Роговые перепонки двигались на маленьких блестящих глазках.

— Лепешку, сэр-мадам? — нервно спросил Льюэллин. — Не очень много осталось, но все же….

Вавилон 2

В анфас он немного напоминал Пьяного Хулигана, если вы еще такого помните. В профиль, когда во всей красе представал серебристый гребень, он больше смахивал на помесь Джорджа Арлисса и какаду.

Под гребнем — чуть менее четырех футов роста, большая голова, и все такое прочее. В особенности Хулигана отличала морщинистая лилово-серая кожа, любопытные уши в форме значка американского доллара и животик «А-а-ля тру-ля-ля»; носил он куртку цвета электрик, короткие штаны в обтяжку из какого-то блестящего материала: на коротеньких ножках красовались ботфорты, а на перевязи, перекинутой через узкое плечо, болтался диск из белого металла, почти в четверть роста самого Хулигана.

Ллойд Каваноу увидел это чучело одним прекрасным майским утром в гостиной своей квартиры-студии на Восточной Пятидесятой улице в Манхэттене. Явление это возникло будто бы прямо из-за чертежного столика в дальнем конце комнаты.

Что было абсолютной бессмыслицей. Чертежный столик с горизонтально опущенной крышкой и все еще стоявшим на ней завтраком был придвинут к окну с опущенными портьерами. С правой стороны, между столиком и шкафчиком для грампластинок, было дюймов шесть; с левой же стороны, между столиком и бочонком, на котором Каваноу держал чернила и кисточки, и того меньше.

Каваноу, нервозный молодой человек с вытянутым хмурым лицом, кое-как прилаженным к угловатому, нескладному телу, бросил недовольный взгляд поверх блестящего озерца на модельном столе и пробормотал:

— Что там еще за черт?

Затем отключил все прожекторы и зажег комнатное освещение.

Внезапно оказавшееся в лучах света, хулиганоподобное существо засверкало, будто елочное украшение. Глаза Хулигана быстро-быстро заморгали; затем длинная верхняя губа искривилась в немыслимой серпообразной улыбке, обнажив выступающие передние зубы. Хулиган произнес что-то вроде «хахт-хуях!» и энергично закивал головой.

Первая мысль Каваноу была о «Хассельбладе». Он схватил камеру, треножник и все прочее и оттащил свое хозяйство к безопасному месту за креслом. Затем прошел к камину и взял с решетки кочергу. Крепко сжимая грозное оружие, он стал наступать на Хулигана.

Тот устремился навстречу, ухмыляясь и кивая. На расстоянии двух шагов Хулиган остановился, отвесил поклон и поднес к глазам Каваноу какой-то белый диск.

На диске проступила картинка.

Цветная и объемная, она изображала десятидюймового Каваноу, склонившегося над треногой. Руки его быстро двигались, складывая кусочки, затем мини-Каваноу отступил и с явным удовлетворением уставился на продолговатую коробочку с выступающим спереди хромированным цилиндриком, что появилась на крышке треноги. «Хассельблад».