Несколько месяцев спустя я оставил работу в ООН, так как сердцем чуял — это место все равно уплывает из-под меня. Пока еще дела ООН процветали, но максимум через год делать там, судя по всему, будет нечего. Все нации на Земле семимильными шагами двигались к полной самостоятельности; скоро им уже не понадобились бы войны, вооруженные конфликты и всяческие арбитры и доброхоты при них.
Я устроился переводчиком при канамитском посольстве и вскорости снова столкнулся с Грегори. Я обрадовался ему, как родному, хотя представить себе не мог, чем он там занимался.
Я обрадовался ему, как родному, хотя представить себе не мог, чем он там занимался.
— А я думал, ты в оппозиции, — сказал я. — Только не говори мне, что убедился в чистоте канамитских помыслов.
На секунду он явно смутился.
— Во всяком случае, они не те, какими выглядят, — проворчал он.
Именно такую уступку требовалось сделать для приличия, и я пригласил его в бар посольства хлопнуть по рюмочке. После второго дайкири в уютной кабинке Грегори разоткровенничался.
— Я не на шутку заинтересовался ими, — заявил он. — Я по-прежнему ненавижу этих свинопотамов — тут ничего не переменилось, — но теперь я хоть могу спокойно все взвесить. Похоже, ты оказался прав — они в самом деле желают нам только добра. Но понимаешь, какая штука, — он наклонился поближе, — ведь на вопрос российского делегата они так и не ответили.
Тут я поперхнулся.
— Нет, правда, — настаивал он. — Они сказали только, что хотят «принести вам мир и изобилие, желанные для нас самих». Но так и не объяснили, почему они хотят.
— А почему миссионеры…
— К черту миссионеров! — сердито оборвал он. — Миссионерами движет религия. Будь у этих тварей религия, они бы хоть раз упомянули о ней. К тому же они послали не миссионеров, а дипломатов, проводящих политику, выражающую волю всего их свинского племени. Так что же теперь канамиты должны иметь с нашего благосостояния?
— Культурную… — начал я.
— Культурную лапшу на уши! — яростно перебил меня Грегори. — Знать бы только, где здесь собака зарыта… Поверь мне, Питер — такого вещества, как чистый альтруизм, в природе просто не существует. Что-то они в любом случае должны получить взамен.
— Значит, это ты сейчас и выясняешь, — заметил я.
— Точно. Я хотел попасть в одну из групп, отправлявшихся на десять лет по обмену к ним на планету, но не вышло — квоту набрали уже через неделю после того, как появилось объявление. Оставалось последнее — место в посольстве. Теперь я изучаю их язык, а тебе не надо объяснять, что всякий язык отражает характер народа. Я уже прилично овладел их жаргоном. Не так уж он и сложен, к тому же много схожего. Уверен, в конце концов я докопаюсь до правды.
— Желаю удачи, — сказал я напоследок, и мы разбежались.
С тех пор я частенько виделся с Грегори, и он сообщал мне о своих достижениях. Примерно через месяц после нашей первой встречи Грегори заметно приободрился — ему удалось раздобыть канамитскую книгу. Канамиты пользовались иероглифами — посложнее китайских — но Грегори твердо настроен был разобраться — даже если бы на это ушли годы. Ему требовалась моя помощь.
За несколько недель мы разобрались с названием. Оно переводилось как «Забота о человеке». Очевидно, книга представляла собой пособие для новых сотрудников канамитского посольства. А новые сотрудники теперь все прибывали и прибывали — на приземлявшемся примерно раз в месяц грузовом корабле; пришельцы открывали всевозможные исследовательские лаборатории, клиники и тому подобное. Если на Земле и оставался кто-нибудь, кроме Грегори, кто все еще не доверял канамитам, то разве что где-нибудь в самом сердце Тибета.
Произошедшие почти за год перемены просто поражали. Не было больше ни армий, ни лишений, безработицы. С газетных страниц больше не бросались в глаза заголовки типа «ВОДОРОДНАЯ БОМБА ИЛИ СПУТНИК?»; остались только хорошие новости. Канамиты уже вовсю занимались исследованием биохимии человека, и даже последней уборщице в посольстве было известно, что они вот-вот готовы представить правительству биологическую программу, способную сделать нашу расу выше, сильнее и здоровее — короче говоря, превратить ее в расу суперменов, практически незнакомых с телесными немощами, включая сердечные болезни и рак.
Мы с Грегори не виделись две недели после расшифровки названия книги — я проводил долгожданный отпуск в Канаде. По возвращении я был поражен произошедшей с Грегори переменой.
— Черт возьми, Грегори, что стряслось? — поинтересовался я. — Ты точно в аду побывал.
— Пойдем выпьем.
Мы спустились в бар, и он залпом выпил бокал доброго скотча — причем с таким видом, будто принимал лекарство.
— Ну, давай, приятель, рассказывай, в чем там дело, — дружелюбно ткнул я его локтем в бок.
— Канамиты внесли меня в список пассажиров следующего корабля по обмену, — произнес Грегори. — Тебя тоже — иначе я бы и разговаривать с тобой не стал.
— Хорошо, — отозвался я, — но…
— Никакие они не альтруисты.
Я попытался возразить. Напомнил, что канамиты сделали Землю настоящим раем в сравнении с тем, что творилось здесь прежде. Грегори лишь покачал головой.