Пожалуй, здесь стоит отметить, что в то время я не обращал внимания на заикание Гефора, хотя память моя позволяет теперь зафиксировать его на бумаге. Он пел, он бурлил словами, брызжа слюной сквозь бреши в зубах. Возможно, тугодум Балдандерс понимал его. Доркас же, я уверен, он казался слишком отталкивающим, и она вряд ли разобрала хоть что?нибудь. Она стояла, отвернувшись, точно от альзабо, с чавканьем и хрустом вгрызающегося в падаль. Ну, а Иолента вообще не вслушивалась в то, что не касалось ее лично.
— Ты сам можешь видеть, что этой женщине никто не причинил вреда. — Доктор Талое встал и спрятал денежный ящик. — Мы всегда рады побеседовать с тем, кто оценил по достоинству наше представление, но, боюсь, нам пора за работу. Ты позволишь?..
Теперь, беседуя исключительно с доктором, Гефор снова надел шапку, надвинув ее почти до самых бровей.
— Штивка? В ней никто не сравнится со мною, старым с?суперкарго, шипчандлером, старым стюардом и с?с?стивидором! Кто еще вставит орех обратно в скорлупу, кто поместит птенца обратно в яйцо? Кто уложит обратно в кокон, свисающий с ветки, словно опустевший с?с?саркофаг, выпорхнувшую из него б?б?бабочку? Я свершу это ради моего повелителя! Я буду следовать за господином моим в?в?всюду, куда ни направит он стопы свои!
Я лишь кивнул, не зная, что на это сказать. В тот же миг Балдандерс — видимо, уловив из сказанного, что пора паковаться — снял задник и принялся сворачивать его. Гефор с неожиданным проворством упаковал декорацию для Палат Инквизитора и смотал провода прожекторов. Доктор Талое взглянул на меня, словно говоря: «Что ж, теперь ты отвечаешь за него — так же, как я за Балдандерса».
— Таких на свете множество, — сказал я. — Они наслаждаются болью, их тянет к нам, как обычного человека тянуло бы к Доркас с Иолентой.
Гефор с неожиданным проворством упаковал декорацию для Палат Инквизитора и смотал провода прожекторов. Доктор Талое взглянул на меня, словно говоря: «Что ж, теперь ты отвечаешь за него — так же, как я за Балдандерса».
— Таких на свете множество, — сказал я. — Они наслаждаются болью, их тянет к нам, как обычного человека тянуло бы к Доркас с Иолентой.
— Воображаю, — кивнул доктор. — Некоторые полагают, будто идеальный слуга — тот, кто служит единственно из любви к хозяину, идеальный крестьянин — тот, кто роется в земле единственно из любви к природе, а идеальная наложница — та, что раздвигает ноги десять раз за ночь единственно из любви к совокуплению… Увы, сих сказочных существ никто не видел живьем.
Прошло около стражи, и мы отправились в путь. Наш маленький театр был аккуратно уложен в огромную телегу, составленную из частей помоста. Балдандерс, кативший ее, нес еще кое?что на спине. Доктор Талое, Иолента и я шли впереди, а Гефор тащился за Балдандерсом на расстоянии, быть может, сотни шагов.
— Совсем как я, — сказала Доркас, оглянувшись. — А доктор — точно Агия, только не такой злой. Помнишь? Она не смогла прогнать меня, и, в конце концов, ты заставил ее прекратить…
Я помнил все и спросил, отчего она следовала за нами с таким упорством.
— Я не знала никого, кроме вас. И одиночество казалось куда страшнее Агии…
— Значит, ты все же боялась Агии?
— Да, очень! И до сих пор боюсь. Но… Не знаю, где я была до этого, но, похоже, была совсем одна — ужасно долго. Я больше не хочу оставаться одна. Ты, наверное, не поймешь этого; быть может, это тебе не понравится, но…
— Что?
— Если бы даже ты возненавидел меня, как Агия, я все равно пошла бы за вами.
— Но Агия вряд ли так уж возненавидела тебя. Доркас подняла на меня взгляд. Я и сейчас вижу перед собою ее пикантное лицо, словно отражающееся в тихом омуте чернильницы. Быть может, оно было слегка утомленным и бледным, слишком детским, чтобы быть прекрасным, но глаза ее взирали на меня, словно лазурь небесной тверди потаенного мира, томящегося в ожидании Человека, и могли бы сравниться даже с глазами Иоленты.
— Она ненавидела меня, — тихо сказала Доркас. — И сейчас ненавидит еще сильнее. Помнишь, после поединка ты был совсем не в себе? Ты даже не оглянулся, когда я уводила тебя. А я оглянулась — и видела ее лицо.
Иолента заявила, что не хочет идти пешком.
— Я повезу тебя, — раздался позади глухой, низкий голос Балдандерса.
— Как? — Она оглянулась. — Поверх всего этого? Балдандерс не отвечал.
— Да, я хочу ехать, но не на куче скарба, как дура! Даже не думай!
Я словно воочию увидел печальный кивок великана.
Да, Иолента боялась выглядеть глупо… То, что я сейчас собираюсь написать, наверняка покажется вам глупым, хотя это — чистая правда. Что ж, читатель, веселись за мой счет. В тот миг я был поражен тем, насколько я везуч и как везло мне с того момента, когда я покинул Цитадель. Я был уверен, что Доркас не только любит меня, но и является верным моим другом, хотя мы — лишь несколько дней как встретились. Тяжкая поступь великана позади напомнила мне, как много людей бродят по Урсу совсем одни. Я понял (по крайней мере, мне казалось, что понял), отчего Балдандерс предпочел повиноваться доктору и всю свою недюжинную силу отдавать выполнению любых возлагаемых на него задач.