— … я говорю: у нас остались фрукты, если хочешь. Доктор вчера велел оставить что?нибудь на завтрак.
Говорила она хрипловато, с легким придыханием — такой голос можно слушать, как музыку.
— Прости, — отвечал я, — я задумался. Да, от фруктов я не отказался бы. Очень любезно с твоей стороны.
— Если хочешь, пойди и возьми сам. Вон там, за стойкой с доспехами.
«Доспехи» были всего лишь тканью, натянутой на проволочный каркас и выкрашенной серебряной краской. За стойкой я отыскал старую корзину с кистью винограда, яблоком и гранатом.
— Я, пожалуй, тоже поем, — сказала Иолента. — Винограду.
Я отдал ей виноград и, решив, что Доркас, скорее всего, предпочла бы яблоко, положил его возле ее руки, а гранат взял себе.
— Выращен каким?нибудь экзультантским садовником под стеклянной крышей, — заметила Иолента, разглядывая свой виноград. — Для натурального рановато. Что ж, бродячая жизнь, наверное, не так уж плоха. И я получаю треть от сбора.
— Разве ты не выступала с доктором и Балдандерсом раньше?
— Ты не помнишь меня? Странно. — Бросив в рот виноградину, она — по крайней мере, так мне показалось — проглотила ее целиком. — Нет, не выступала. Только репетировала. Но эта девушка вклинилась в сюжет так внезапно, что все пришлось поменять.
— Наверное, я внес еще большую путаницу — она ведь появлялась на сцене гораздо реже.
— Да, но на тебя мы рассчитывали. На репетициях доктор Талое исполнял вместе со своей и твою роль и говорил то, что должен был говорить ты.
— Значит, он рассчитывал на мое возвращение… При этих словах доктор вздрогнул и сел. Сна у него не было ни в одном глазу.
— Конечно же, конечно! Ведь тогда, за завтраком, мы сказали тебе, где нас искать, и, не появись ты вчера вечером, не стали бы представлять «Великие Сцены Из» и подождали бы еще денек.
Иолента, тебе отныне полагается не треть, а четверть поступлений — поделиться с партнершей будет только справедливо.
Иолента, пожав плечами, проглотила еще одну виноградину.
— Буди ее, Северьян. Пора трогаться. Я разбужу Балдандерса, и мы разделим деньги и ношу.
— Я не пойду с вами, — сказал я. Доктор вопросительно воззрился на меня.
— Мне нужно вернуться в город. Там у меня дело к Ордену Пелерин.
— Тогда ты можешь идти с нами до главной дороги. По ней будет гораздо скорее.
Быть может, оттого, что доктор не стал ни о чем расспрашивать, мне показалось, что он знает больше, чем хочет показать.
Иолента, не обращавшая внимания на нашу беседу, подавила зевок.
— До вечера мне нужно будет поспать еще, а то мои глаза будут выглядеть хуже, чем надо.
— Хорошо, — ответил я доктору, — но, когда мы выйдем к дороге, я должен буду покинуть вас.
Доктор, отвернувшись, уже будил великана, тряся его и охаживая по плечам тростью.
— Как пожелаешь, — сказал он — возможно, мне, возможно, Иоленте.
Я погладил Доркас по голове и шепнул ей на ухо, что пора вставать.
— Зачем ты это сделал? Мне снился такой прекрасный сон — очень подробный, все, как на самом деле…
— Мне — тоже. До того, как я проснулся.
— Значит, ты уже давно на ногах? А яблоко — мне?
— Боюсь, это — все, что достанется тебе на завтрак.
— А мне и не нужно большего. Взгляни, какое круглое, красное! Как там говорилось — «красен, как яблоки…». Нет, не помню. Хочешь откусить?
— Я уже ел. Мне достался гранат.
— Оно и заметно — у тебя все губы измазаны соком. Я уж решила, что ты всю ночь сосал кровь.
Наверное, слова ее здорово потрясли меня — Доркас тут же добавила:
— Ты — совсем как черная летучая мышь, нависшая надо мной…
«Балдандерс уже сидел и тер глаза кулаками, словно обиженный ребенок.
— Ужасно, когда приходится вставать в такую рань, верно? — сказала ему Доркас. — Тебе тоже снился сон, добрый человек?
— Никаких снов, — отвечал Балдандерс. — Мне никогда ничего не снится.
Доктор Талое взглянул в мою сторону и покачал головой, точно желая сказать: «Случай безнадежный».
Балдандерс, с виду вполне пришедший в себя, уставился на Доркас:
— А ты кто такая?
— Я…
Доркас испуганно взглянула на меня.
— Это Доркас, — сказал я.
— Да. Разве ты не помнишь? Мы встречались вчера вечером за кулисами. Ты… твой друг познакомил нас, и сказал, что тебя не нужно бояться, потому что ты злой только понарошку. На сцене. И я ответила, что понимаю, потому что Северьян, например, творит ужасные вещи, а сам — такой хороший, добрый… — Тут она снова оглянулась на меня. — Помнишь, Северьян?
— Конечно. Пожалуй, тебе незачем бояться Балдандерса, хоть он и забыл тебя. Да, он огромен, но величина его — все равно, что мой плащ цвета сажи, делает его гораздо страшнее, чем он есть.
— Чудесная у тебя память, — сказал Доркас Балдандерс. — Вот бы и мне так все помнить…
Голос его рокотал, словно катящийся с горы валун. Пока мы беседовали, доктор Талое извлек откуда?то денежный ящик и теперь встряхнул его, чтобы привлечь наше внимание.
— Друзья мои! Я обещал вам честно и поровну разделить доходы от нашего представления, и, когда дележ будет завершен, мы отправимся в путь. Балдандерс, повернись сюда и протяни руку.
Балдандерс, повернись сюда и протяни руку. Сьер Северьян, дамы, не будете ли вы так любезны тоже подойти ко мне?
Конечно, от меня не укрылось, что ранее доктор говорил о дележе денег, собранных им накануне вечером, на четыре части, однако я полагал, что обделенным останется Балдандерс, казалось, находившийся у доктора в рабстве. Но теперь, пошарив в ящике, доктор Талое бросил в ладонь великана блестящий азими, другой дал мне, третий — Доркас, и пригоршню орихальков — Иоленте. Затем он принялся раздавать нам орихальки по одному.