Пыточных дел мастер

— Вот я и говорю: не верьте вы им! Да, кладут?то там, где обозначено, но покойнички не лежат на месте. Порой их даже в реке видят! Во?он там!

Я сказал, что такое вряд ли возможно. Старик бросил взгляд к горизонту.

— А как же вся эта вода? Откуда она берется, по?твоему? Течет под землей, по трубе, не то все это давно бы пересохло. И, если уж они на месте не лежат, почему бы кому?нибудь сквозь эту трубу не выплыть? Почему бы не выплыть сквозь нее и двадцати? О течении — и говорить нечего… Вот вы — вы ведь пришли за аверном, так? А знаешь, почему их посадили здесь?

Я покачал головой.

— Да из?за морских коров! Они водятся в реке и заплывают сюда через трубу. Каково это родственникам — если из воды такая морда вдруг высунется?! Вот Отец Инир и велел садовникам посадить аверны. Я сам здесь был, своими глазами видел его. Маленький такой человечек; кривоногий, шея этак согнута… Теперь, если морская корова приплывет, цветочки ее прикончат не позже вечера. Однажды с утра пришел я на озеро искать Кае — я каждый день ищу ее, если только нет других дел — и вижу: стоят на берегу двое кураторов с гарпуном. Говорят: дохлая морская корова в озере. Я выплыл на ялике, подцепил ее кошкой, а это — человек. То ли дробь из него высыпалась, то ли с самого начала ее мало положили… Выглядел не хуже вас обоих — и куда как лучше меня.

— Хотя был давно мертв?

— Этого сказать не могу — вода их держит свеженькими. Говорят, вроде как дубит человечью кожу. Выходит — не то, чтобы как голенище, но — вроде женской перчатки.

Говорят, вроде как дубит человечью кожу. Выходит — не то, чтобы как голенище, но — вроде женской перчатки.

Агия ушла далеко вперед, и я пошел за ней. Старик погнал лодку следом, параллельно топкой тропинке среди осоки.

— Я им сказал, что — вот, для них?то сразу поймал, а Кае уж сорок лет не могу найти… Я обычно вот чем пользуюсь. — Он показал мне железную кошку на длинной веревке. — Вылавливателей разных полно, а вот Кае так и не нашел. Начал через год после ее смерти с того места, которое здесь обозначено. Ее там не было. Взялся я за дело всерьез, и через пять лет уже здорово забрал в сторону — так мне тогда казалось. Потом испугался — а вдруг ее здесь вовсе нет? И начал сначала. Так — десять лет. Все боюсь пропустить, и каждое утро первый заброс делаю в том месте, что обозначено на карте, потом плыву туда, «де остановился накануне, и обшариваю еще сколько?то… В обозначенном месте ее нет — я уже всех там знаю, некоторых раз по сто вытаскивал. А вот Кае моя гуляет где?то, не лежится ей на месте. Все думаю — может, вернется домой?

— Она была твоей женой?

Старик кивнул и, к удивлению моему, не сказал ничего.

— Зачем тебе вытаскивать из озера ее тело? Старик молчал. Шест его работал совсем беззвучно; ялик оставлял за собою разве что мелкую рябь, лизавшую берег, точно язычок котенка.

— А ты уверен, что узнаешь ее, когда найдешь? Ведь столько лет прошло…

— Да… Да! — Старик снова кивнул — вначале медленно, затем решительно и быстро. — Думаешь, я ее уже вылавливал, смотрел в лицо и бросал обратно? Нет, не может быть. Как же мне мою Кае не признать? Ты спросил, отчего я хочу ее выловить… Одна причина — память о том, как бурая вода смыкается над нею; глаза ее закрыты…Понимаешь?

— Нет. О чем ты?

— Они замазывают веки цементом. Вроде бы для того, чтобы глаза всегда оставались закрытыми. Но, стоит воде соприкоснуться с этим цементом, глаза открываются. Поди объясни… И это я вспоминаю всякий раз, когда ложусь спать: бурая вода смыкается над ее лицом, и глаза Кае открываются, синие?синие… Каждую ночь просыпаюсь раз пять?шесть. И я хочу, чтобы, прежде чем самому лечь здесь, была у меня в памяти еще одна картинка: как лицо ее поднимается к поверхности, пусть даже это я сам ее выловил… Понимаешь?

Я вспомнил Теклу, струйку крови, сочащуюся из?под двери ее камеры, и кивнул.

— И еще одно. Была у нас с нею крохотная лавчонка — большей частью клуазоне, безделушки из перегородчатой эмали. Ее отец с братом их делали, а нам устроили лавку посредине Сигнальной улицы, рядом с аукционным залом. Дом и до сих пор стоит на месте, только в нем никто не живет. Я ходил к тестю в мастерскую, приносил домой ящики, открывал их и расставлял товар по полкам, а Кае назначала цену, торговала и наводила чистоту. И знаешь, сколько времени мы владели этой лавочкой?

Я покачал головой.

— Месяца с неделей не дотянули до четырех лет! Потом она умерла, Кае?то моя… Недолго все это продолжалось, однако ж это была самая большая часть моей жизни. Теперь у меня есть угол на чердаке, где поспать до утра. Один человек — я с ним познакомился давным?давно, хотя Кае к тому времени уже много лет, как умерла — пускает меня ночевать. И нет у меня ни одной эмалевой безделушки или тряпки или даже гвоздика из бывшей нашей лавочки. Хранил я одно время медальон и гребенку Кае, да все это пропало куда?то. Вот ты теперь скажи: как я могу знать, что все это был не сон, а?

Казалось, со стариком происходит то же самое, что и с теми людьми в хижине из желтого дерева, и я сказал:

— Не знаю. Быть может, все это и вправду только сон. Я думаю, ты слишком уж мучаешь себя.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101