— Казнить.
— Так ты слышал, как мы вошли? Я думал, ты спишь.
Я уже хотел было сказать, что я никакой не казнедей, а подмастерье гильдии палачей, но тут же вспомнил свое бесчестье и назначение в какой?то захолустный Траке.
— Да, я — палач, но тебе незачем меня бояться. Я просто делаю работу, которой обучен.
— Завтра.
— Да, завтра у нас будет довольно времени для бесед.
После этого я снова заснул, и мне снился сон — впрочем, слова Балдандерса тоже могли быть просто?напросто сном, но вряд ли. А если и так, то это был другой сон.
Я летел — мчался по хмурому небу верхом на огромном звере с перепончатыми крыльями. Держась как раз между несущимися вперед облаками и сумрачной землей, мы будто скользили по склону пологого воздушного холма — крылья зверя, сдается мне, не сделали ни единого взмаха. Заходящее солнце неподвижно, хотя мы все неслись и неслись вперед, висело впереди у самого горизонта — должно быть, скорость наша была равна скорости вращения Урса.
Но вот земля внизу сделалась иной — я вначале решил, что мы достигли пустыни. Нигде, куда достигал взгляд, не видно было ни городов, ни ферм, ни лесов, ни полей — лишь ровная пурпурно?черная земля, безликая. застывшая в своей неподвижности. Перепончатокрылый тоже заметил перемену или же учуял какой?то новый запах — мускулы его ощутимо напряглись, а крылья совершили три взмаха подряд.
Бескрайний пурпур внизу был испятнан белыми крапинками. Через некоторое время я понял, что эта кажущаяся неподвижность — не более чем обман, порожденный единообразием. Пурпурно?черный простор всюду был одинаков, но вместе с тем пребывал в неустанном движении. То была Мировая Река Уроборос, море, в котором, словно в колыбели, покоится Урс.
Тут я впервые оглянулся назад — туда, где осталась поглощенная ночью земля, обитель всего человечества.
Когда она окончательно скрылась из виду и ничего, кроме беспокойных волн, не осталось вокруг, зверь обернулся ко мне. Клюв ибиса на острой щучьей морде; костяная митра венчает голову… На какой?то миг взгляды наши встретились, и я, казалось, понял его мысль: «Да, Я — твой сон, но, стоит тебе пробудиться от своего бодрствования, я приду».
Зверь сменил курс, точно люггер, идущий в лавировку против ветра. Одно крыло его опустилось вниз, а другое поднялось так, что кончик его указывал прямо в небо. Пальцы мои лишь скользнули по твердой чешуе, и я полетел вниз.
Удар при падении разбудил меня. Вздрогнув всем телом, я услышал, как великан бормочет во сне. Я тоже что?то пробормотал, пощупал, на месте ли меч, и уснул вновь.
Морские воды сомкнулись над моей головой, однако я не утонул. Я чувствовал, что вполне мог бы дышать водой, — но не сделал ни единого вдоха. Вода была прозрачна, словно хрусталь; казалось, я падаю в абсолютную, лишенную даже воздуха, пустоту.
Вдали виднелись огромные, в сотни раз больше человека, тени — корабли, тучи, человеческая голова без тела, тело с сотней голов… Все они были окутаны голубой дымкой. Внизу, подо мной, лежало песчаное дно, изборожденное течениями. Там, прямо на песке, стоял огромный — куда как больше нашей Цитадели — дворец, но дворец тот лежал в руинах, и покои его лишены были крыш, а внутри обитали огромные существа, белые, точно кожа прокаженного.
Я приближался к ним, и вскоре они заметили меня, и лица их были такими же, как то, что привиделось мне в Гьолле. То были женщины — обнаженные, с волосами из зеленой морской пены и коралловыми глазами. Со смехом наблюдали они за моим падением, и смех их, пузырясь, поднимался ко мне. Зубы их оказались белы и остры, и каждый — длиною в палец.
Теперь они были совсем близко; руки их потянулись ко мне и принялись гладить, как матери гладят детей. В дворцовых садах буйно росли морские губки, актинии и множество прочих прекрасных растений, коим я не знаю имен. Огромные женщины окружили меня — рядом с ними я казался всего лишь куклой.
— Кто вы и что делаете здесь? — спросил я.
— Мы — невесты Абайи! Игрушки Абайи! Подружки Абайи! Земля не в силах носить нас.
— Кто вы и что делаете здесь? — спросил я.
— Мы — невесты Абайи! Игрушки Абайи! Подружки Абайи! Земля не в силах носить нас. Груди наши — словно тараны, а зады — сломают спину и быку. Здесь мы растем, пока не сможем возлечь с Абайей — тем, кто однажды пожрет континенты.
— А кто же такой я?
Они засмеялись все вместе, и смех звенел, как волны, бьющиеся о стеклянные берега.
— Мы покажем тебе! — сказали они. — Мы покажем тебе!
Они подхватили меня под руки, подняли и понесли через сад. Пальцы их, соединенные перепонками, были длиной с мою руку от плеча до локтя.
Вскоре огромные женщины остановились, всколыхнув воду, точно затонувшие галеоны, и ноги наши коснулись дорожки. Перед нами была низкая стена, а на ней — крохотный помост с занавесом не больше салфетки, какими порой забавляют детей.
Волна, поднятая нами, всколыхнула занавес, и он поднялся, будто невидимая рука дернула за веревочку. На помосте тотчас же появился деревянный человечек — руки и ноги из веточек с набухшими зеленью почками, проклевывавшимися сквозь тонкую кору; туловище и ветки потолще, размером с большой палец; голова — деревянный кругляш, завитки которого изображали глаза и рот. Человечек двигался, словно живой, и тут же погрозил нам дубинкой, которую держал в руке.